Неправильный красноармеец Забабашкин (СИ)

Более детально выведав у меня все детали предлагаемого мной варианта операции, утвердили новый план и нас с Воронцовым отпустили на отдых. Напоследок, прекрасно понимая, что вновь лезу не в своё дело, я всё же отважился воспользоваться случаем и напомнить командирам о том, что Чудово занято немцами, и что, очевидно, немцы могут ударить по нам и с той стороны.

— Именно поэтому, красноармеец Забабашкин, мы и вынуждены часть артиллерии перебросить на другой, восточный конец города, усилив то направление, — вздохнул Неверовский, а затем махнул нам рукой: — Идите. У нас и без вас есть о чём подумать.

Глава 3 Идея

Выйдя из штаба, направился к мотоциклу и по дороге обратился к молчаливо шедшему рядом Воронцову:

— Товарищ лейтенант госбезопасности, я так и не понял, зачем они меня изначально позвали? Сейчас-то оно стало ясно, ну вроде как собирались довести приказ лично, но разве это дело полковников и подполковников — с красноармейцами разговаривать? Разве твоих слов им было мало? Не понимаю.

— Позвали, значит надо им было, — ответил тот, затем чуть помолчал и добавил: — От тебя они хотели услышать, что не дрогнешь и исполнишь приказ. Лично от тебя. Теперь понимаешь?

— Не совсем. С чего бы это у них такое желание возникло? Они что, думали, я откажусь? Испугаюсь? Так с чего бы это? Я ж немца не в первый раз вижу, и вроде бы повода сомневаться, что в бою не дрогну, не давал. Так с какого перепуга сомнения?

— А с такого, что одно дело немцев издалека щёлкать, когда тебе в ответ почти не стреляют, а другое, это когда немец не только будет почти рядом, так ещё и непременно откроет ответный огонь. Ты же слышал, что немецкое наступление неизбежно, и на эту засаду возложены серьёзные надежды.

— Да, это понятно.

— Ну, а раз понятно, то и должен понять, что эти самые надежды возлагаются именно на тебя и твой ПТР.

— С этим прояснили. Тогда другой вопрос: слушай, комдив говорил о двух снайперах, не знаешь, кто это?

— Нет. Но что они в наличии есть, это хорошо. Они и немцев проредят, и нас, если что, подстрахуют.

— Нас? А ты что, тоже там будешь?

— Конечно, нас. Теперь я от тебя ни на шаг, — огорошил меня он. — Считай, что мы с тобой снайперская пара. Ты стреляешь, я веду наблюдение и страхую.

— Ничего себе, — присвистнул я от удивления, однако, принимая неизбежное, решил всё же напомнить, что я не снайпер и вообще не совсем красноармеец.

— Уже красноармеец, — не согласился со мной чекист. — Тебя же зачислили в роту к Свиридову? Значит, всё, поездка домой отменяется. Теперь ты не просто вчерашний школьник, а боец Рабоче-Крестьянской Красной Армии. И нам с тобой предстоит отныне биться плечом к плечу.

Я посмотрел на бледного и держащегося за рану на груди Воронцова, перевёл взгляд на свою ковыляющую ногу, прикинул наш общий непрезентабельный вид, глянул на свои грязные и испачканные в грязи и крови ладони и, вздохнув, констатировал:

— Ну, всё, теперь ужо, вражины, держитесь. Теперь вам ой как несладко придётся. Мы уже идём.

Уловив мой взгляд, направленный на грязную форму, и усталый сарказм в голосе, лейтенант госбезопасности скепсис не разделил:

— Всё это мелочи. Главное, руки-ноги целы, и то хорошо. Болячки залечатся, а грязь водой смоем или, — он улыбнулся, — сама отвалится. Кстати говоря, давай прямо сейчас этим и займёмся. Ты же в госпиталь собирался? Вот и мне туда тоже надо. Так что я с тобой. Рану попрошу перевязать. Отдохнём немного и на станцию поедем. Договорились?

— Договорились, — кивнул я.

К этому времени мы уже подошли к мотоциклу. Дёрнул кикстартер здоровой ногой и вновь мотор завёлся с первого раза.

«Что ни говори, а немцы мотоциклы строить могли и могут. Что-что, а этого не отнять», — отметил я, присаживаясь на место водителя.

Воронцов сел на пассажирское место за мной и сказал:

— А вообще, хорошо, что всё так сложилось. Вовремя в штаб позвали. Не позвали бы, не услышали бы твою идею. А значит, сдерживать врага нам бы было намного тяжелее. Ты молодец! Хороший план предложил!

— Спасибо, я знаю, — нескромно ответил я, поправил очки, которые по какой-то удивительной причине ещё не сломались и не потерялись, после чего выжал рычаг сцепления.

Через три часа перевязанные, побритые (в основном это касалось, конечно, Воронцова) и одетые в новенькую воинскую форму (которую нам доставили со склада и выдали под роспись) мы вышли из здания госпиталя. Наш путь лежал к железнодорожному депо, и мы, невзирая на мелкий дождь, пешком, чтобы не привлекать лишнего внимания, направились туда, где нас уже должен был ждать небольшой отряд, который полностью поступал в наше (по-другому и не скажешь) полное распоряжение. Нет, конечно же, официально командиром был назначен лейтенант, но по факту действовать он должен был, исходя из того, что буду говорить ему я. Почему? Да потому что в темноте, в которой нам необходимо будет проводить операцию, нормально видеть, а следовательно, и руководить, мог только я и никто более.