Неправильный оборотень

Вся водная нечисть замерла, взирая на нашу компанию в ожидании объяснений. Мы же оцепенели в полном одурении от слов озёрного хозяина.

Это ж надо так всё перевернуть!

Сбоку раздался приглушённый всхлип.

Повернув голову к своим, увидел молодожёнов – они стояли, тесно обнявшись и… тряслись: ходили ходуном плечи, спины, а руки судорожно цеплялись за одежду. Урус поднял голову, по перекошенному лицу струились слёзы, вытекая из зажмуренных глаз. Состояние брата меня напугало настолько, что возмущение наглой клеветой о моём обороте отступило на задний план.

И тут… грянул хохот!

Я возмущённо огляделся. Хохотали маг и Ррык! От души – с охами, вздохами и хрипами. Брат и Лийса, опустившись на траву там, где стояли, уже не просто смеялись, а выли в истерике!

Обидно! Я… Я же – не козёл, а олень!

Отвернулся от своих к озеру, а там… эти… водяные смотрят на нас, переговариваются да подхихикивают. А зубастая в меня пальцем тычет, скалится и чего-то госпоже Омутной говорит…

У берега в воде колыхалась та самая палка, которой меня по макушке приложило.

И так меня за сердце взяло! Такая обида вскипела!

Не понял как, но палка в воде загорелась! Взялась вся разом по всей длине. Пламя горело сильно, трещало, вода вокруг палки бурлила и кипела, разбрызгивая кипяток…

Все уставились на костёр в воде, и смех постепенно стих. Только и я перестал видеть и слышать окружающее… просто шлёпнулся в обморок. От истощения. Магического.

В себя пришёл не сразу. Как во сне слышались вокруг голоса, среди фраз расслышалась одна:

–… Да девчонка малая она совсем – ручейница-то! Ей всего-то сто двадцать шесть годков. Пигалица совсем. Ей, что козёл, что олень, всё одно. Как с быком-то не перепутала?

Четыре бусины

Ага, позже познакомился я с той ручейницей.

И правда, малая… да только прозрачная, как есть, из воды сделанная – и волосёнки, и рубашоночка по хрустальным ножкам водой течёт. По виду девчоночка выглядит ровесницей Арыске, а то и помладше кажется. Вот уж, ста двадцати шести лет ей точно не дашь! Да и по разговору оказалась совсем малая.

– … Да я только козлов и коров знаю, – шмыгнула курносым прозрачным носиком. – А козлы, они всякие бывают… и поменьше с острыми рогами, а у иных на башке ветки торчат, как у тя. Ну, тогда, когда ты прыгал по бережку над омутком. Я его, омуток-то, всё делаю, делаю, а ваши мужики-безобразники в него камни с огородов швыряют. Вот как мне омут сделать, когда камни мешаются? Я-ж речкой стать хочу, ну хотя бы маленькой! – огорчённо развела пухлые ручки. И убеждённо добавила: – А на речке омут обязательно должон быть. Без него никак.

Мне смешно:

– Без омута совсем никак?

Маленькие, едва видные, бровки нахмурились, и последовал ответ, явно скопированный с чьих-то слов:

– Совсем никак. У самой завалящей речки омут должон быть! А то где рыбам-то прятаться? Сомы там, да щуки только в омутах-то и водются. Да и русалку позвать жить куда прикажешь?

Убеждённо.

– Нет, как хошь, а омут – он нужон.

И по-детски простодушно похвасталась:

– А у меня уже и рыбки завелись! Из Нирмы-то по весне с разливом пескарята да ерши заплыли. Я их обратно-то не пустила! Пусть у меня живут, разводются. А Нирма – она добрая, не ругается. Только… – понурилась, – кормить мне их особо нечем. На дне-то камни, даже тины нет… Я уж и мошек им сама ловлю. Мушка мимо летит, а я ка-ак плескану водой, вот и закуска моим малышам. Ох, и дерутся за мошку-то!

Вздохнула совсем жалостливо, попеняла:

– Растут быстро, не хватает еды-то. Верно, обратно Нирме отдать придётся… А какая из меня речка, ежели даже пустяковой рыбёшки не водится?

Вот малая, малая… А за сто двадцать шесть лет людьми крутить научилась. И глазки жалобные, и рыбки голодные… Подайте бедным…

Тьфу! Уговорила ведь!

Из сеней стащил немного мешанки, приготовленной для кур. А то рыбьи мальки от голода загнутся! Как же… м-мальки! С мою ладонь будут, икру мечут… мальки. Зажрались, лишний раз плавником не шевельнут. Ручейница им то одно, то другое подсовывает, а эти… ЖРУТ! И ничего не делают!

Под причитания ручейницы на следующий день я уже выворачивал камни со дна ручья и строил запруду… для мальков.

Два дня возился! Нет худа без добра – на другой берег, на луг и к лесу теперь напрямик с огорода по камням через ручей перебраться можно.

Домашним, конечно же, стало любопытно – зачем я в ручье копаюсь. Про ручейницу рассказал, про мальков-проглотов, про её желание речкой стать.

Всем тут же возжелалось познакомиться с водяникой. Да кабы не так! Эта «малолетка» общаться ни с кем не пожелала – видишь ли, она и так все законы нечисти нарушила, разговаривая со мной. Не положено им себя людям показывать. Расчётливая интриганка!

Как работать заставлять, так можно, а как…

Я вслух «подумал» и «порадовался», что вот теперь за рыбой для кота далеко ходить не нужно. Во-он та рыбёшка вполне уже подросла, прямо сейчас и ловить можно. Благо, что рыба совсем обленилась, верно, даже плавать почти разучилась. И удочка не нужна, руками поймаю.