Неправильный солдат Забабашкин

Стало как-то горько и обидно. Ведь то, что происходило сейчас, было настоящим. Живым. И то, что я пришёл сюда из другого времени, уже даже мне самому казалось каким-то выдуманным, неправдоподобным, хоть и прошло с того момента всего несколько дней. В туманной дымке воспоминаний в том будущем не было места вот таким вот простым и чистым чувствам.

И когда я уже собрался расслабить губы, которые до этого специально свернул в «дудочку», она взяла и чмокнула меня в щёку.

Её поцелуй был детским и наивным, но был он самым сладостным и самым желанным из всех поцелуев, которые были в моей прошлой жизни. Такого умиления, восторга и радости чувств я ещё никогда не испытывал.

И хотя этот поцелуй и поцелуем-то в общепринятом, взрослом понимании, назвать было нельзя, весь мир у меня перевернулся, сердце ухнуло куда-то, то ли в бездну, то ли в высь, а перед глазами заплясали солнечные зайчики.

Теперь я окончательно понял, что о такой женщине я мечтал всю жизнь.

Но, увы, времени на то, чтобы хотя бы даже поговорить, ни у неё, ни у меня сейчас не было. Меня ждали на позициях, на которые немцы могут начать атаку в любую секунду, а она должна была продолжать оказывать нуждающимся медицинскую помощь.

— Тогда, может быть, встретимся вечером и погуляем, э-э, — я замялся, не сразу сообразив, где тут можно погулять, но всё же, через секунду нашёлся, — вокруг госпиталя?

— Я не знаю, во сколько мы вернёмся. Сегодня две операции были сложные. Кровотечение у двух раненых еле остановили, и теперь каждому из них нужна дополнительная операция. Их будем эвакуировать. Кстати один из тяжелораненых лежит в вашей палате. Утром ранение получил сквозное в грудь. К тому же у нас не хватает медикаментов. Через час мы поедем в Чудово, — сказала она, отклонив моё предложение. Затем вздохнула и устало повторила: — Так что я не знаю, во сколько мы вернёмся.

— Хорошо. Я буду ждать! — произнёс я, словно забыв, что немцы в самое ближайшее время, наверняка, всей массой навалятся на Новск, и нам уже будет и не до гуляний, и не до поцелуев в щёку.

Но именно сейчас мне было не до немцев. В душе теплилась надежда всё же попробовать получить ещё один поцелуй, и я, вновь свернув губы трубочкой, закрыв глаза, приготовился ощутить блаженство.

Однако и в этот раз ничего не вышло, потому что Алёна сказала:

— Не здесь и не сейчас, Лёша. В любой момент может кто-то зайти. Так что открывай свои глазки, я тебе в другой глазик капельки закапаю.

Пришлось подчиниться.

Глава 23 Инструмент

Алёна как в воду глядела. Не успела она закапать мне капли во второй глаз, как дверь распахнулась, и в помещение вбежал Воронцов.

— Забабашкин, ты как, герой, жив?! — прямо с порога произнёс он и, наконец, обратил внимание на девушку: — Здравствуйте, Алёна Игоревна. Ну что, будет жить этот отважный мальчуган?

Такая фамильярность и явное принижение, можно сказать, оголтелая дискриминация по возрасту, зацепила какие-то струны души глубоко внутри и очень меня задела. Очевидно, капитан симпатизировал моей Алёнке, и вот такой нечестный приём должен был отдалить её от меня, что ли. Впрочем, возможно, мне это показалось. В любом случае, сейчас я не стал ничего возражать и поднимать этот неожиданно вставший вопрос, чтобы не заниматься дискредитацией вышестоящего по званию, но сделал себе пометку — поговорить с Воронцовым на эту тему, как только представится возможность. Поговорить и непрозрачно эдак намекнуть, что поступать таким образом — не по-товарищески!

Вышли в коридор, и чекист, поинтересовавшись о моём самочувствии, сказал:

— Лёша, к тебе дело.

— Кто бы сомневался, — ответил я, давно догадавшись, что раз тот примчался за мной, то не просто так, а именно что по делу. — Слушаю вас, товарищ командир.

— Что так официально? Можно просто — Григорий. Ну, или Григорий Афанасьевич. Мы же с тобой договорились, что, когда наедине, то можем общаться как товарищи.

— Товарищи? Ну, ладно, — остановил я себя вновь, чтобы не высказать все, что думаю по данному вопросу, и буркнул: — Так что, товарищ Григорий, у вас ко мне за дело?

— Не понимаю. Что случилось? — нахмурился тот, почувствовав моё раздражение. — Ты обиделся на меня за что-то? За что?

Мне было что сказать на это. Но я вновь себя остановил, решив, что нагонять тень на плетень ни к чему. Может, вообще накручиваю себя на ровном месте со свойственным молодому телу юношеским максимализмом.

Выдохнул и, махнув рукой, сказал:

— Не обращай внимания — переходный возраст.

— А… — задумчиво кивнул головой чекист и, поняв, что всё нормально, перешёл на шёпот: — Слушай тогда, Алёша. На складе артиллерийского полка есть ружьё. Оно не совсем обычное, а считается противотанковым.

— Да ладно? ПТР? А разве они уже есть?