Неправое дело

– Он сжигает свои бумаги. Именно узнав об этом, я и нанял Мари в надежде, что хоть какой-нибудь клочок уцелеет. Что вы скажете о человеке, который жжет свои бумаги? И который ни под каким предлогом не желает нанять горничную? Но Бланше аккуратен, объедает своих цыплят до костей, банки из-под равиоли выскребает дочиста, сигары докуривает до конца, пока не обожжет себе пальцы, и ни одна бумажка от него не ускользает. Его отбросы – мусор в чистом виде, только выжимка без всякого содержимого, а еще пепел, сплошной пепел. Если, по-вашему, это нормально, то я так не думаю.

– Откуда он приехал? Хотя бы это известно?

– Из Нор-Па-де-Кале.

– Это точно?

– Так он говорит.

Луи нахмурился.

– Так что с Мари? – снова спросил он.

– Да-да, – отвечал мэр, – если он заметил, как она роется в его мусоре… Если он убил ее… Значит, это я виноват. Знаю, вы тоже так думаете. Но я с трудом могу представить, что в Пор-Николя обитает убийца, даже на него не могу подумать.

– Господи, Шевалье, ее убили, встряхнитесь и откройте глаза! А на вас Мари что-нибудь нашла? Как Бланше собирался нанести удар?

– Если бы я это знал, Кельвелер, то не искал бы.

– А вы сами-то как думаете?

– Откуда мне знать? Он все, что угодно, выдумает! Десять фальшивых счетов, пятнадцать растрат, восемнадцать любовниц, тройная жизнь, сорок детей, за этим дело не станет… Скажите, Кельвелер, а вы вообще когда уезжаете? Когда повидаетесь с Герреком?

– По идее, да.

Успокоило ли это Шевалье, понять было невозможно.

– А на самом деле нет, – добавил Луи.

– Вы не доверяете ему? Геррек – неплохой полицейский. Что вас здесь удерживает?

– Три вещи. И потом мне хочется пива.

Шевалье пожал плечами. Он вместе с Луи прошел в бар. Зал не опустел, это был необычный день, все ждали полицию. Свободных столиков оставалось все меньше, народ прибывал, разговоры не смолкали. Вернулся Марк и сел между Линой и Полиной. Его терзали сомнения. На месте Полины он скорее вышел бы замуж за Севрана, чем за Дарнаса, – хотя у каждого свой вкус, – к тому же у Севрана был слишком низкий зад и узкие плечи, как у женщины, редкое устройство, которое, по мнению Марка, следовало принять во внимание. Но будем великодушны: это было почти незаметно. Севран вел себя несколько беспокойно, но тут Марк из солидарности его одобрял. Инженер сновал между баром и столиками, разносил выпивку, делая за Антуанетту ее работу и поминутно прерывая рассказ об истории фирмы «Ремингтон», а его открытое стареющее лицо сияло прямодушной улыбкой, ненадолго омрачаясь, когда он с тревогой смотрел на Лину. Непостижимым образом Дарнас, смахивающий на морскую черепаху, на которую местами со дна кастрюли налипла глазурь, выглядел более мужественным, чем инженер. Слушая Севрана, он невозмутимо улыбался, положив на колени толстые руки, которыми то и дело взмахивал, – стряхивая глазурь, думал Марк, – и треволнения этого места и те, кто нашел здесь убежище, без труда умещались в его маленьких глазках. Лина, статная красавица с удлиненными губами, которые порой казались ослепительными и не давали Марку покоя, время от времени переговаривалась через его плечо с Полиной Дарнас. Марк горбился, чтобы не мешать им. От нечего делать он отпил из своего стакана. Вот уже полчаса ему никак не удавалось заговорить с Полиной, и он чувствовал себя не в своей тарелке. Марта сказала бы, что сидеть между двух женщин глупо, не получится говорить с одной, не повернувшись спиной к другой, а это некрасиво, надо садиться напротив. Тут его поманил Луи.

– Ну что? Каков итог? – спросил он.

– Я подумал, я бы переспал с Полиной, только я ей не нравлюсь.

– Не пори ерунды, Марк. Как там святой Матфей?

– Он прибывает в Кемпер сегодня в 22.21.

Луи улыбнулся:

– Отлично. Иди беседуй дальше и прислушивайся к окружающим, пока я буду говорить с Герреком.

– У меня беседа не получается, ума не хватает.

– Сядь напротив, так сказала бы Марта. Севран, – уже громко обратился Луи к инженеру, – составите партию в бильярд?

Севран улыбнулся и охотно принял предложение. Они удалились в глубину зала.

– Французский или американский? – спросил Севран.

– Американский. Мне трудно сосредоточиться на трех шарах. В голове у меня их сорок тысяч, так что это пойдет мне на пользу.

– Мне тоже, – согласился Севран. – Честно говоря, уже надоело сидеть. Я не хотел оставлять Лину одну после того, что произошло, и лучше всего было привести ее сюда. Хотя меня ждет эта чертова машинка, стоило бы заняться ею, чтобы забыть про пса. Но сейчас не время. Лине уже лучше, ваш друг развлекает ее. Чем он занимается?

– Он историк. Изучает исключительно Средние века.

– Серьезно?

– Абсолютно.

– Я иначе представлял себе историков Средневековья.

– Боюсь, что он тоже. Есть в нем две крайности, которые никак не могут сойтись.

– Вот как? И как же он с ними уживается?

– Мечется, фонтанирует или шутит.

– Надо же. Это, знаете ли, утомительно. Ваша игра, Кельвелер, бейте.

Луи прицелился, ударил и забил шестой шар. Вполуха он прислушивался к тому, что делалось в баре.