Непреднамеренное отцовство

Но сейчас это «всегда» как будто стало давать трещину. И об этом пора было поговорить.

Я без слов достаю вчерашние женские трусы и бросаю перед ним на стол. Он несколько секунд смотрит на них, а потом поднимает глаза на меня.

— Шутка не зашла? — ухмыляется, но за этой ухмылкой угадывается неприятная, незнакомая мне сторона Бразинского.

— Представь себе. А какова была цель, Артём?

— А какова может быть цель у шутки, Яр? — поднимает брови. — Поржать.

— Или скомпрометировать меня перед Софией? — задаю вопрос в лоб. Нам, кажется, давно пора обсудить эту тему и расставить все точки над и.

Бразинский тоже перестаёт валять дурака. Становится собранным и серьёзным.

— А зачем она тебе, Яр? Ты ведь её не любишь. Ты, собственно, никого не любишь. У вас ведь не всё так гладко с этим брачным контрактом, я правильно понимаю?

— Даже если и так, то тебя это не касается.

— А если касается?

— А если касается, то должно перестать, — отрезаю жёстко. — София — мать моего ребёнка. Или ты думаешь, что жить она будет со мной, а трахать её будешь ты?

— Трахнул её когда-то ты. А мне она нравится.

— Что ж, Тёма, ты опоздал. Она моя. Уже во всех смыслах. И не только когда-то, — наблюдаю за его реакцией на мои слова. — Так что прекрати этот цирк.

Взгляд Бразинского наливается тяжестью и злостью. Будто в компьютерной игре между нами вырастает стена в секунды. Он сжимает челюсти, и мне даже кажется, что я сейчас услышу скрип зубов. Но вместо этого слышен только хруст сломанного в его пальцах карандаша.

— Думаю, мы всё решили, — ставлю точку. — А теперь давай работать — рабочий день уже в разгаре.

— Как скажешь, Ярослав Юрьевич, — выплёвывает Артём, встаёт и уходит.

Чёрт. Ссора с другом — это неприятно, но он стал совать свой нос куда не следует.

Допиваю свой кофе и просматриваю план и текст презентации. Сегодня приедет комиссия из городского земельного управления и представитель мэра, и мне нужно им представить доказательства, что методы нашего бурения экологичны и не опасны, и их сейсмический индекс низок. Это очень важно для холдинга, чтобы получить разрешение на бурение в городской черте в заселённых районах.

Поэтому нужно собраться.

К одиннадцати в конференц-зале уже все собрались, кроме заместителя мэра. Его ждём с минуты на минуту. На столах уже всё приготовлено: папки с проектами, заключения сейсмослужб, модель работы с теми или иными пластами почвы. Алиса вносит по просьбе одного из гостей лимонад и ставит рядом с бутылкой воды. Презентация в мультимедийной доске загружена.

Я вхожу и здороваюсь с гостями. Несколько минут неофициального общения с гостями перед официальным началом настроят на позитивный лад.

Дверь в приёмную у конференц-зала открыта, Алиса у стойки ожидает последнего гостя. Там же включен небольшой телевизор на стене. Звук на минимуме, поэтому он никому не мешает.

Но я почему-то цепляюсь боковым зрением за то, что там показывают. Репортаж идёт с моста, с которого свисает автобус, держась на честном слове. Передние колёса и большая половина длины в воздухе и опасно кренится. Место оцеплено, рядом скорые.

Я присматриваюсь к бегущей строке, но успеваю лишь прочитать, что зависший автобус — это детская экскурсия, а авария случилась из-за вылетевшей навстречу легковушки. Автобус избежал столкновения, но его понесло и он едва не упал, пробив ограждение, и завис.

«Ситуация опасная. Внутри двадцать три ребёнка и пятеро взрослых. Им запрещено шевелиться, вставать с мест, пока не прибудут спасатели и не вытащат автобус. Иначе это может нарушить равновесие и…»

Горло пересыхает, а в груди становится горячо. Сердце пропускает удар, когда я смотрю на раскрас автобуса.

«Папа, мы с мамой и нашей группой в садике поедем на экскурсию в четверг в зоопарк. Там, кажется, даже медведи есть! Пап, а автобус такой красивый у нас! На нём солнышко нарисовано, я такой вот даже в альбоме нарисовал…»

— Прошу прощения за опоздание, — в зал входит заместитель мэра и протягивает мне руку. — Пробки. Ещё и мост перекрыли.

Я слышу его будто через стекло. Кажется, что сам нахожусь за каким-то стеклом. Собственное дыхание воспринимается громче, чем любые звуки вокруг.

— Ярослав Юрьевич, можем начинать, — тихо говорит рядом Алиса. — Я запускаю презентацию?

Гости смотрят на меня в ожидании, но я будто в вакууме, провалился во временную трещину.

— Проведи сама, — толкаю ей в руки сенсорную указку и вылетаю из конференц-зала.

31

София

— Мам, я тоже хочу сухарики? — Ромка смотрит на меня глазами того щенка при дороге из мультфильма. — Пожалуйста-пожалуйста.

— Ром, — вздыхаю и смотрю на него. Пытаюсь разговаривать как с взрослым, чтобы он понимал мотивы запрета, — ты же знаешь, что тебе нельзя. Только вспомни, как живот болел тогда. Да и расстраиваться нечего, эта пища никому не полезна.

— Вот и я говорю: гадость! — поддакивает, кивая, другая мама с сиденья напротив.

Её дочка с белокурыми волосами и большими сиреневыми бантами надулась и отвернулась к окну за отказ матери дать сухарики.