Непредвиденная ситуация

– Я же вам сказал, что с давних пор работал с братом, причем занимал и по сей день занимаю в фирме солидный пост… – в голосе и лице Белкина я не обнаружила ни капельки самодовольства или рисовки. Он произнес эту реплику с достоинством знающего себе цену человека, привыкшего к своему положению чуть ли не с рождения.

«Да, – подумала я, – аристократизм – качество врожденное». Я не стала вдаваться в подробности: сколько лет понадобилось Станиславу Сергеевичу, чтобы освоиться со своим «солидным постом» и капиталами.

– В этом я не сомневаюсь, – без тени иронии сказала я.

– Нам поступило предложение продать предприятие, вернее, контрольный пакет акций. Аркадий, конечно, отказался.

– Вы сказали – нам. Поступило… Это что, у бизнесменов такой жаргон, или вы выражаетесь безлично в целях предосторожности? Если вы, занимая в компании важную должность, имели информацию об этом предложении, то наверняка знали, от кого оно поступило. Или я не права?

Может, я действовала излишне решительно и даже резко, но лишь потому, что считала неуместным в подобном случае изъясняться экивоками и уклончиво-размытыми фразами. Станислав Сергеевич отреагировал на мой самоуверенный тон взглядом, в котором было неодобрение и восхищение одновременно. Он понимал, что со мной есть смысл говорить начистоту или не говорить вовсе.

– Контрольный пакет, как я поняла, принадлежал вашему брату, у вас…

– У меня шестнадцать процентов акций, – подхватил Белкин, – это, поверьте, не много, но и не мало, – с лукавой улыбкой добавил он, но тут же нахмурился.

– Кому переходит контрольный пакет?

– Людмиле. Но она, конечно, не станет забивать себе голову металлоконструкциями, – невесело усмехнулся Белкин.

– Может, продаст или подарит его вам? – сделала я предположение, всю ироничность которого сама оценила только тогда, когда заметила на губах Белкина саркастически-недоверчивую усмешку.

– Об этом рано пока говорить, – в своей деликатно-уклончивой манере ответил Станислав Сергеевич и, затушив сигарету в пепельнице, тут же сунул в рот другую.

«Интересный вопрос, – размышляла я по поводу сомнительных реалий-баналий человеческой нравственности. – Что же это получается, деликатность заключена в уклончивости, в нежелании говорить прямо, в намерении оперировать полунамеками, туманными фразами, многозначительными взглядами, эффектными вздохами? Одним словом, в преднамеренной лжи на благо избалованной вниманием психологов и психотерапевтов, раньше времени одряхлевшей человеческой души? А нельзя ли это как-то исправить? Мое существо протестовало против этой зловредно-оскорбительной привычки. Или целесообразней все-таки что-то утаивать от жадного взгляда окружающих? Вот ведь противоречие!»

Дымная пауза, в течение которой наши сигареты вели свой безмолвный расслабленный диалог, а комната все больше и больше напоминала курильницу храма Деликатного Молчания, казалось, не думала подходить к концу.

– Сколько у вас акционеров? – прервала я томительную тишину, окутанную едким туманом.

– Пять, – лаконично ответил Белкин и снова затянулся.

– Значит, кроме вас и Аркадия Сергеевича еще трое, – подытожила я, краем глаза заметив, как при имени брата потемнело и приняло страдальческое выражение лицо Станислава Сергеевича.

– Вы, наверное, хотите знать, кто они, – пронизал меня пытливым взглядом Белкин.

– Хотела бы, – задорно ответила я.

Белкин понимающе улыбнулся.

– Марусев, Авдеев и Воротников. Марусева вы видели, он работает коммерческим директором, Авдеев Михаил Яковлевич возглавляет финансы, Воротников в управлении фирмой участия не принимает, а просто получает дивиденды. Ходят упорные слухи, что он намеревается продать свои акции.

– И сколько их у него, если не секрет?

Взгляд Белкина выразил неудовольствие.

– Пусть вас не смущает моя дотошность. В таком деле любая мелочь важна и может оказаться решающей.

Станислав Сергеевич недоверчиво качнул своей почти седой головой, но ответил:

– Десять процентов.

– Ну, это немного, – почему-то успокоилась я, как-будто речь шла о моем собственном возможном убытке в случае продажи Воротниковым акций.

Мой свидетельствующий об облегчении тон не остался незамеченным Белкиным. Он насмешливо, но без всякой неприязни посмотрел на меня.

– А у Марусева сколько? – не унималась я.

– Тоже десять.

– Неплохо для его возраста. А какова ваша позиция в этом вопросе?

– То есть? – вопросительно взглянул на меня Белкин.

– Как вы думаете поступить с акциями вашего брата? – нахально поинтересовалась я.

Повисла напряженная пауза, имевшая, как мне показалось, целью сбить с меня апломб и вернуть на стезю проклятой деликатности, которая просто жить не может без осторожности.

– Вам не поступало предложения продать свои акции? – решила я не дожидаться ответа на поставленный мной щекотливый вопрос и не пускать беседу на самотек.

– Поступало, – сдержанно сказал Белкин.

– От кого? – загорелась я.

– От Марусева, да и от других. Авдеев тоже выразил желание приобрести хотя бы часть моих акций, – нехотя продолжил Белкин.

– А вы что же?

– Отказался.