Нервы Белкиной окончательно сдали. Мы стали свидетелями истерики, представляющей собой поток слез, душераздирающих признаний и скорбных речитативов. Я сочла себя вынужденной вмешаться, произнесла пару коротких, но сильных, в духе Дантона, монологов, поручилась за свою «подругу» и напомнила смущенному таким напором лейтенанту несколько сентенций о непреодолимой ярости Немезиды и торжестве справедливости. Когда в беседу с утомленным сверх меры стражем порядка вновь вступила Людмила Николаевна, я позвонила в редакцию и доложилась Кряжимскому. Вначале он ойкнул и удивленно вздохнул, потом принялся меня ободрять, давая разного рода советы.
Наконец лейтенант Смирнов полностью выдохся. Изможденный эмоционально-сбивчивой речью Белкиной и моими лаконично-взвешенными, но лишенными всякого воодушевления показаниями, он отпустил нас, «пригрозив» вызвать, если потребуется, за дополнительными разъяснениями.
Мы были так рады свободе, что согласились пожертвовать сутками личного времени, дабы предоставить Смирнову всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию.
Преображенная всей этой историей, Белкина – я бы не удивилась, если бы над ее головой воссиял нимб, – наотрез отказалась ехать домой и стала склонять меня к ночлегу на даче. Я почувствовала себя крайне растерянной и смущенной. Теперь мне казалось, что день прошел глупо и бесславно. Бывает, накатывает и на меня меланхолия.
– Мы ведь никого не убивали, – беззаботно ворковала Белкина, сидя на переднем сиденье моего авто.
– Людмила Николаевна, – протянула я ей сотовый, – позвоните Станиславу Сергеевичу.
– Ладно. – Белкина взяла мобильник и набрала номер. – Он приглашает нас на ужин, – равнодушным голосом сказала она, переговорив с ним.
– Я, конечно, польщена, – искренне призналась я, – но чувствую себя дьявольски разбитой.
– А я так полна сил! – широко улыбнулась Людмила Николаевна, потягиваясь.
– Что, если я вас отвезу к Станиславу Сергеевичу, а сама поеду домой? – робко предложила я.
– Ну, если ты хочешь меня бросить… – надулась Белкина.
Что, она моя герл-френдка? – возроптало мое традиционно ориентированное самолюбие.
– Неважно себя чувствую, – я выразительно посмотрела на свою неугомонную спутницу.
Мы уже были на подъезде к центру. Окна приветливо светились рыжими и желтыми огоньками. Я плавно подкатывала к очередному светофору, чтобы так же плавно стартануть. Могла же я себе позволить хоть небольшой отдых?
– Давай-ка я загляну в «Юпитер», – Белкина сделала энергичный жест рукой, – куплю чего-нибудь вкусненького – я сегодня, почитай, два раза заново рождалась!
«А ведь и правда», – подумала я, тормозя у супермаркета.
– Чем-то пахнет в салоне, – сказала я, почувствовав какой-то посторонний запах.
– «Божоле», – лаконично пояснила Белкина.
Пока она ходила за покупками, я курила. Надеюсь, моя старушка не взлетит на воздух, как ее «Форд», – усмехнулась я, сосредоточенно дымя и размышляя о том, что сегодня узнала. Заняв свое место в салоне, Белкина опять было взялась соблазнять меня перспективой ужина, но я решительно отказалась.
Больше всего на свете я хотела домой, о чем и сообщила моей неуемной сподвижнице. Видя такое упорное сопротивление, она смирилась с неизбежным одиночеством, как она гордо теперь именовала свою участь.
– Теперь вы все знаете, – закончила я повествование и вытащила из пачки сигарету. – Какие будут мнения?
Дело происходило на следующее утро. Я пригласила в кабинет Кряжимского, Виктора и Маринку, изложила им суть дела с необходимыми подробностями и теперь ждала, сидя на председательском месте с сигаретой в руке, что они скажут.
Все молчали.
– Запутанная история, – только и произнес Кряжимский.
Даже обычно говорливая Маринка дымила сигаретой, прихлебывала кофе собственного приготовления и не подавала голоса. Не говоря о Викторе, из которого слова клещами не вытащишь. Виктор – редакционный фотограф, но, кроме этого, у него есть и другие способности, которые он приобрел в действующей армии и мог применить по моей просьбе в случаях крайней необходимости.
О Кряжимском, сделавшем столь философское замечание, я уже упоминала.
– Мне это представляется следующим образом, – сказала я, не услышав ничего вразумительного. – Новгородцев, дела которого, как мы предполагаем, идут не слишком удачно, «продал ситуацию» Белкину, надеясь на этом немного разжиться. Но в этот раз просчитался – у Аркадия Сергеевича оказалось достаточно связей, чтобы затеять с ним тяжбу по поводу законности повторной эмиссии. Боясь проиграть дело в суде и остаться у разбитого корыта, Новгородцев решается на убийство своего делового партнера, а ныне конкурента.