— Ой!— вскрикнула от неожиданности Люда.— Что? Костя?.. Ты?— Она подбежала к нему и обняла, ткнулась носом в плечо.— Приехал? Надолго? А ты, Маринка, что же...
— Здравствуй, Марина,— сказал он.
— Здравствуй, Костя.
— А куда это девался твой муж?— спросил Костя у Люды.— Что за внезапное таинственное исчезновение?
— Никакой таинственности, сейчас он прибудет обратно. Ну, вы посидите, а я на кухню. Я ведь не кто-нибудь, а хозяйка дома, Костя!
— Знаю, Ну, и как?
— А просто. Вы все хороши, пока с вами встречаешься часа но три в день. И вы тогда ужасно благородные и готовы на любой подвиг во славу прекрасной дамы. Допустим, накинуть вечером ей на плечи свой пиджак. А потом выходишь за вас замуж, и оказывается, что...
— Постой, постой, а вы сколько уже женаты?
— Да порядком. До серебряной свадьбы двадцать три года. Да, оказывается, у вас есть свои незыблемый привычки и устои, и надо, видите ли, к ним применяться. Что, не так?
— Честное слово, не знаю.
Люда старалась говорить серьезно, но глаза у нее смеялись. Должно быть, они хорошо и дружно живут, невольно подумал он.
Люда вышла. Костя и Марина остались стоять.
— Учишься?— спросил он.
— С опозданием, но кончаю филфак.
— А я в Москве, на геологоразведочном. Тоже с опозданием. Вот еду сейчас на практику в экспедицию в Нафталан.
Сколько ни убеждай себя, что не было последних семи лет, они все же были.
— Сядем,— сказал он.— Что это мы стоим?
Она послушно села на потертый плюшевый диван.
Костя придвинул стул. Он не успел придумать, как поддерживать дальше этот салонный разговор,— в коридоре открылась входная дверь. Володька прошел сперва в кухню, потом к ним в комнату.
— А почему притихли?— поинтересовался он.— Марина, что, ты умеешь быть и молчаливой? Но тебе это, учти, не идет.
Она кое-как улыбнулась.
Вошла Люда.
— А ты не женился, Костя?— спросила она, доставая из буфета тарелки, рюмки и тонкие хрустальные бокалы, зеленоватые, которые для себя, понятно, не ставили, когда собирались отмечать Седьмое ноября или Первое мая, или встречать Новый год, или поздравлять Володьку с днем рождения.
— Женился? Нет,— ответил он.— Нельзя поисковым геологам жениться. Бродячая профессия, бездомная. Какая же женщина согласится?
— Вот еще глупости!
— Глупости или нет, ко у нас два профессора и один доцент обзавелись семьями, когда уже перешли на оседлость.
— И ты намерен ждать до седых волос?
— Я? А чего, собственно, ждать?. Смотри — они у меня и так есть.
— Ты подумай, как тебе повезло, что я не геолог,— обратился Володька к Люде.
— Повезло, повезло, а то как же... Садитесь за стол, мальчики-девочки. Марина, тебе отдельное приглашение?
Костя сел между Володькой и Людой, Марина — напротив. Володька стрельнул в потолок пробкой и ловко направил струю в подставленный Костей бокал.
— Первое слово Косте, как приехавшему,— объявила Люда.
Костя взял бокал за тоненькую ножку.
— Что вы, ребята, какое там слово!— сказал он.— Прошло много времени, и мы прошли много дорог с тех пор, как, ну, как мы собирались вместе, дружили, ссорились, мирились. Мы и сами не заметили, как стали взрослыми. Некогда было замечать. Но что-то я такое загибаю красивое,— оборвал он, поймав себя на том, что думает, как отнеслась к его словам Марина.— Давайте лучше просто выпьем друг за друга! Мы же и через двадцать лет никуда друг от друга не денемся, потому что — школьные товарищи, это не просто слова. Остановите меня, и давайте чокнемся!
Зазвенел хрусталь. Они все выпили, до дна.
Люда постаралась незаметно вытереть глаза. Она всегда была сентиментальной, в младших классах ее дразнили « Люда-глаза-на-мокром-месте ».
— Ты ешь, ты на нас не смотри,— сказала она Косте и положила на тарелку кусок мяса с подливкой.— Мы недавно обедали.
— Живут же люди!— сказал он.— Поесть — это неплохо. Я так. сегодня хотел поскорее очутиться в Баку, что не выбрался за весь день в вагон-ресторан.
— Вот и ешь,— обрадовалась она.
— Хорошо. Я буду есть, только вы не молчите. Ма рюш успела, мне скакать, что кончает филфак. А вы?
Какое у вас место под солнцем?
Он добросовестно ел к слушал.
Люда и Володька дружно пошли в АзИИ (АзИИ — в те годы Азербайджанский индустриальный институт) на инженерно-строительный, и нынешней весной почти благополучно миновали третий курс.
— Ничего себе дружно,— поправил Люду Володька,— Ты, Костя, не представляешь... Ехать так ехать, как сказал попугай, когда его кошка тащила из клетки. Она, как кошка, и ревнива. Собиралась в педагогический, но как же меня одного отпустить?
Люда слушала и посмеивалась.
— А ты, выходит, попугай?— сказала она в отместку,— Скорее павлин.
Почему он выбрал строительный?
— Ты знаешь, я тоже боюсь загнуть красиво. Но столько пришлось видеть развалин... Ты ведь тоже не просто так, а почему-то выбрал же свою геологию.
— Если честно,— сказал Костя,— то нежнее, чем о геологии, я думаю в последнее время о журналистике. И не только думаю, а и делаю кое-что. Мне кажется, рассказывать людям друг о друге необходимо не меньше, чем строить дома, искать нефть или изучать литературу. Разве я не прав?