– Включаю,- донесся сквозь наушники тихий голос Реброва, и Филипп оказался на площадке, среди игроков, словно это были не иллюзионные призраки, вызванные хитроумными аппаратами в его мозгу, а реальные люди.
В первом положении Филипп играл с подачи противника "взлет" в третьем номере, у центра сетки, а Ивар Гладышев забегал за него и проводил атаку с метровой высоты над сеткой - обычная комбинация, известная издревле, как "зона", нападение со второго темпа. Филипп "прокрутил" ее два раза и скомандовал контролеру вводить программу дальше, "зону" он выполнял хорошо и неожиданностей эта комбинация принести не могла. Затем шла комбинация "рапира", в которой Филипп в четвертом номере нападал с так называемого "прострела", когда мяч от рук согласующего игрока вылетал над сеткой резко и быстро, и надо было успеть провести удар только тому игроку - прыгали сразу двое,- перед которым не было блока. И с этой комбинацией Филипп справился неплохо, только удивился, почему Ребров выбрал ему простые положения, не требующие в общем-то электронного тренажа. Но затем одна за другой пошли комбинации, от которых он взмок по-настоящему, как если бы отрабатывал их на площадке. Комбинации были сложными: "лист" - двойной пас в одно касание и обманный нападающий удар "на плече" блокирующего; "самум" - сложная перебежка при подаче и атакующий удар с острого угла у "антенны"; "зеркало" - удар вдоль сетки с четвертого номера по своему же игроку во втором номере, который обязан был "срезать" мяч в площадку противника. Но дело было не в самих комбинациях, а в коллегах по площадке. Впечатление было такое, будто согласующие игроки выполняют пас не с той степенью точности, какая требуется для проведения скоростных комбинаций профессионалами.
Закончив тренировку, Филипп снял эмкан и вытер вспотевшее лицо.
– Молодец! - сказал подошедший Ребров, внимательно разглядывая его ошеломленное лицо глубоко запавшими глазами.Темп держали хорошо, но в третьей и пятой позициях я заметил растерянность.
– Но ведь это ненормально… я хотел сказать, нереально с точки зрения игровых положений. Ваши согласующие призраки перестали быть мастерами, пасы их были неточны, вот и приходилось играть нестандартно. В действительности, в нормальной обстановке ни один координатор игры просто не способен играть так… неаккуратно, даже примитивно, поэтому ваша программа, мне кажется, не отражает истинного положения дел.
– Надеюсь, что это именно так.- Ребров кольнул Филиппа испытывающим взглядом, помедлил.- У меня к вам вопрос не по существу.
– Слушаю, - сказал Филипп, внутренне собираясь.
– Почему вы перешли на работу в спас-службу?
У Филиппа несколько отлегло от сердца, он ожидал услышать другой вопрос. "Зачем ему это? - подумал он, разглядывая свои ладони,- неужели будет читать мораль?"
– Из-за Аларики? Или по зову души?
Так, приехали! Все-таки спросил… Что он спросит еще? И что ему ответить?
– Не отвечайте,- сказал Ребров, словно читая мысли.- Плохо, если только из-за Аларики, некорректный прием.
– А по какому праву вы судите? - не выдержал Филипп.
– По праву брата ее мужа, пусть и погибшего. Не обижайтесь.- Ребров положил руку на плечо спортсмена.- Мы любим ее и не хотим, чтобы ей была причинена боль… любая.
Еще один говорит о боли, будто я специально собираюсь эту боль ей причинить.
– Я думал, вы скажете - честь брата…
– Не честь - память. Но Аларика жива, и ей жить дальше, хотя без любви жить трудно. Я хочу, чтобы она любила достойного. Если сможете, станьте им, не сможете…
– Я понял.
– Тогда идите,- Ребров легонько подтолкнул его к двери.Судьбу не выбирают, ее творят.
Лишь через час Филипп унял наконец бурю чувств, поднятую в душе коротким разговором с тренером. Ни злости, ни обиды на него он не чувствовал, наоборот, оценил прямоту и благородство Реброва, как доказательство расположения к своей особе. Видимо, Май Ребров чем-то был похож на своего брата, иначе трудно было понять его власть над Аларикой по сей день…
"Пусть,- сказал сам себе Филипп по пути домой, продолжая делать вид, что слушает Гладышева.- Посмотрим. Она сказала, что идти мне далеко. Пусть так, но цель видна, и я дойду. Иначе просто не стоит жить. Странно, что я этого не понимал раньше…"
Куттер бесшумно опустился рядом с горой контейнеров, ослепительно синих в лучах полуденного солнца. Томах сдвинул прозрачный колпак и первым выпрыгнул на траву.
За контейнерами шел лес, преимущественно липа и ясень. В противоположную сторону раздвигался вширь пустырь с редкими кустиками бересклета, поросший в низинке лопухами и чертополохом. Неухоженный, в общем-то, был пустырь, забытый. Дальний его конец утыкался в стену длинного серого здания - одного из корпусов старого завода, чьи трубы подпирали небо и были видны издалека.
Возле контейнеров уже стояли машины: куттер с синим пульсирующим "глазом" оперативной службы УАСС и пинасс, белый, с зеленой полосой, аппарат технического сектора Управления.