А мне почему-то не хотелось уходить из этой семьи. Она напоминала нашу, московскую, которой больше никогда не будет. После того, как погибла мама, я, подобно Никифору, разрывалась между кухней, ванной и комнатами, где оставались трое младших. Юноше сейчас приходится несладко, но у него всё-таки есть взрослые сёстры, которые могут помочь. Жив родной отец, пусть даже он и не интересуется детьми. Юрий Иванович, надеюсь, тоже не бросит их в беде, хотя бы в память о супруге. Никифор может спокойно учиться, не думая, как заработать на хлеб. И он не носит в себе ребёнка, будущее которого неясно. Но всё-таки парень страдает, и его надо понять, поддержать, ободрить, потому что выпендривается он от горя и отчаяния.
— Всего доброго, мальчики, — попрощалась я с Кондратом и Герасимом. Первый кивнул мне, шаркнув ножкой, а второй что-то просипел. — Никифор, до свидания. Приятно было пообщаться.
— Счастливого пути, — пожелал Пермяков, словно мы с ним только что не ругались. — Вы на дачу?
— Да. Шестаков обещал прислать машину. Как раз успею на место встречи.
Я вышла на лестницу. Сзади мелодично щёлкнул замок, потом звякнул другой и громыхнул третий. Лифт опять не вызывала, пошла с седьмого этажа вниз, и ноги мои цеплялись за каждую ступеньку. Наверное, никакой бани сегодня не получится, потому что все мысли только о мягкой постели и тишине. Чтобы никто ни одного словечка не больше не сказал мне сегодня, потому что запас прочности начисто иссяк.
Пока без изменений. Никаких новых зацепок. И если вдруг позвонит директор агентства Андрей Озирский, спросит, как дела, похвастаться мне нечем. На сегодняшний день я знаю практически то же самое, с чем прилетела на Урал. Добавились, правда, некоторые подробности, всплыла фигура Нечёсова. Но неизвестно, имеет ли всё это отношение к делу.
После проведённых встреч я окончательно поняла, что выполнить заказ Кулдошина и Милы будет очень трудно. Да что там, практически невозможно! Эх, работать бы мне сейчас в Швеции, как предполагалось раньше, но чего жалеть теперь? Надо жить, как живётся.
Я остановилась около двери лифта, оглянулась на нишу за трубой мусоропровода. И на миг мне почудилось, что во мраке стоит высокий мужчина с лихорадочно блестящими глазами, и прячет на груди под курткой что-то тяжёлое и большое. Но это было только видение, продукт растревоженного сознания. Когда, осмелившись, я снова посмотрела в тот угол, он был пуст. Видение появилось, скорее всего, из-за причудливой игры света и тени…
Глава 3
— Мама, ты скоро приедешь? — послышался в трубке мобильного телефона тихий и очень грустный голосок Октябрины. — Обещала через две недели, я так ждала…
Да, я обещала, потому что надеялась на чудо. И никак не могла сказать своему ребёнку, что, возможно, задержусь на месяц. Новый год, в любом случае, мы встретим вместе, но до него ещё много времени.
— Не получается никак! — Мой голос стал таким же ноющим и печальным, как у дочери. — Придётся ещё немножко подождать. Ты как себя чувствуешь? Тётя Мила водила вас с Денисом в поликлинику?
— Водила, только меня не выписали. Ещё есть маленькая температура, — объяснила Октябрина. — После ветрянки получилась. Я ноги в горчице парила. А Дениса на завтра выписали. Он с мальчишками в хоккей играет во дворе. А мы с Клариссой телик смотрим, «Царь горы». Тётя Мила в магазин ушла. Мам, а тебе там не страшно?
Я даже поперхнулась, потом посмотрела на часы. До звонка директора автозаправочной станции Петра Петровича Голобокова оставалось минут двадцать. Мы должны были встретиться в баре заправки, принадлежащей Петру Петровичу — только он не знал, когда именно пойдёт обедать.
Освободиться директор мог только на полчаса и не обязательно во время законного перерыва. Я ничего не имела против, и мы достигли предварительной договорённости. Я заранее приехала в город и, чтобы скоротать время, набрала номер московской квартиры Милы Оленниковой. Значит, вечером можно будет заняться другими делами.
— Мне страшно? Почему?..
— Тётя Мила говорит, что у тебя жуткая работа. И даже плачет по ночам. Ведь она тебя попросила найти убийцу, да?
— Да, но ничего страшного у нас не происходит. Наоборот, даже скучновато. Никаких событий, честное слово! Не беспокойся, поправляйся, кушай всё, что даёт тётя Мила. Твои болячки прошли?
— Да, почти совсем не осталось. Только у бровей и на носу. Но это тоже слезет, тётя Мила говорит. — Октябрина понизила голос. — Ты не думай, мы занимаемся. К Денису друзья ходят, носят уроки. И мы вместе проходим. Если непонятно, мальчишки объясняют…
— И свою индивидуальную программу не забывай. Девочки из Центра звонят тебе? — Я заторопилась, потому что Голобоков мог объявиться и раньше положенного срока. — Вика, Полина как? Справляются о твоём здоровье?
— Да, справляются. Вчера Полина звонила. А Вика заболела, тоже ветрянкой. Говорят, у нас будет карантин. Мама, ты супер! Я горжусь тобой! — вдруг патетически воскликнула Октябрина. — Только постарайся побыстрее приехать, а то я очень скучаю. Попробуешь?