Непреклонные

Вспоминала, как первый раз позвонила директору АЗС, попросила о встрече, и он думал целые сутки. Но всё-таки согласился, потому что жалел детей Кулдошиной, а Никифор очень просил помочь. И это было уже удачей, так как остальные автомобилисты и собачники отказались иметь со мной дело. Кто — прямо, кто под предлогом занятости или неосведомлённости. Обзванивая соседей по списку Никифора, я наслушалась всякого, вплоть до угроз оторвать башку тому, кто назвал их адрес. Из всей компьютерной распечатки, переданной мне юным Пермяковым, остались лишь две фамилии — автомобилиста Петра Голобокова и владелицы здоровенного ротвейлера Эллы Швалги.

Дома девицу застать не удалось, но Голобоков пообещал переговорить с ней и попросить подъехать на заправку ещё до нашей встречи. Судя по всему, Элла тоже оказалась приличным человеком, и за это я была безмерно благодарна им обоим.

На станции очень воняло бензином, и под ногами радугой переливались маслянистые лужи. Я пожалела, что надела светлые бурки. Всю дорогу до дверей автомагазина думала только о том, как бы их не испачкать.

Всевозможные авто объезжали меня, отрывисто сигналили, заставляя посторониться, и я повиновалась. Жалела, что оставила Жамнова у «пистолета» — практичный Лёша решил совместить ожидание с заправкой. Здешняя публика таращилась на меня, даже не пытаясь скрыть интерес, и это раздражало больше всего.

В освещённом неоном автомагазине я скинула капюшон. Сгребла пятернёй длинные волосы и при изумлённых продавщицах заплела косичку. Рванула крючки, распахнула полы дублёнки и только после этого обратилась к ним. Обе девушки, как по команде, разинули рты и навалились на прилавок, изнемогая от любопытства.

— Извините, Пётр Петрович наверху?

— Да, пошёл обедать, — кивнула длинная белобрысая девица и хлопнула фиолетовыми веками.

Другая, пухленькая, с косой вокруг головы, улыбнулась мне, как старой знакомой, и стыдливо потупила глаза.

Настоящей профессиональной слежки я за собой не замечала, но провинциальные замашки здешнего люда заставляли нервничать не меньше. При желании можно было не тратиться на наружное наблюдение за мной. Достаточно любому смазливому мужику обратить внимание на этих самочек, и они бесплатно выдадут любую информацию. Кроме того, будут безмерно счастливы, что удалось пощебетать с человеком в брюках.

В бар я вошла уже с дублёнкой на локте и сразу же огляделась в полутёмном зальчике. Почти все столики были пусты, и около стойки сиротливо стояли четыре кожаных табурета. Должно быть, Голобоков позаботился о том, чтобы в момент нашей встречи не возникло никаких помех. Для чужих ушей разговор явно не предназначался.

Пётр Петрович выглядел, как типичный парижанин — вельветовые брюки цвета горячего шоколада; чёрная, будто бы поношенная куртка; тонкая шерстяная водолазка. Только дорогие часы «Ориент» в сочетании с демократичным нарядом смотрелись слишком уж по-нашенски.

— Здравствуйте, здравствуйте! — Голобоков протянул мне руку, словно хорошему приятелю. — Садитесь, Оксана Валерьевна, не стесняйтесь. Сразу же представляю вам Эллочку, только не людоедку…

Между делом я рассмотрела Петра Петровича — седой ёжик волос, худощавое лицо, суровые складки у рта. Запах элитной туалетной воды, перемешанный с табаком и опять-таки с бензином.

Миленькая блондиночка с интересом наблюдала за мной из тёмного угла — наверное, статус частного сыщика очень привлекал её. Судя по всему, Элла была студенткой, происходила из довольно состоятельной семьи. По крайней мере, у родителей хватило средств на брючки с лайкрой в цветочек и на лёгкую куртку-дублёнку цвета недозрелого баклажана. А к бледным щекам Эллы очень шёл тускло-багровый пиль-офф-лак, нанесённый профессиональной маникюршей.

— Не хотите пообедать с нами? — галантно предложил Голобоков. — Разумеется, за счёт принимающей стороны.

— Спасибо, я не голодна. Разве что сок…

— Какой предпочитаете? — немедленно спросил Голобоков.

— Виноградный. — Моему мозгу срочно потребовался сахар для интенсивной работы. — Желательно красный. Есть здесь такой?

— У нас всё есть. — Пётр Петрович что-то сказал официантке, убиравшей сто стола грязные тарелки.

Через пять минут перед мной стоял переливающийся алыми гранями бокал. Эллочка имела другие вкусы — ещё до моего прихода ей подали ананасовый компот.

— Элла живёт в нашем доме, только в третьем подъезде, объяснил Голобоков. — В тот день она долго была во дворе. Когда Никифор сказал, что вы расследуете дело об убийстве Натальи Лазаревны, она изъявила желание вам помочь. Сама мне несколько раз звонила…

— Элла, я вам очень благодарна!

Хотелось расцеловать каждого, кто не убежал в кусты, не отринул меня. Ведь так мало оказалось в этом городе сознательных граждан, готовых на деле бороться с преступностью! Впрочем, в столицах их было ещё меньше.

— Двадцать седьмого сентября около семи вечера вы были во дворе? У вас ведь есть собака.

Я отпила глоток сока и приготовилась слушать.