Непреклонные

— Наталья младшую свою сестрёнку Свету, мою маму, сама повезла в Ленинград. Пока та сдавала экзамены в Технологический институт, готовила ей обеды, всячески опекала, не давала даже чай вскипятить. Переживала за абитуриентку так, как иная мать не переживает. Они сняли комнату на улице Фаворского — Наталья не пустила Свету в общежитие, несмотря на то, что иногородним давали там места. Светлана поступила с первого раза — во многом благодаря сестре. У них о Гражданке остались приятные воспоминания. И получилось так, что на проспекте Науки, в кооперативной квартире, со своей матерью жил многообещающий аспирант Виталий Оленников. Потом свекровь Светлане с мужем эту квартиру оставила, а сама уехала к родственникам в Липецкую область. Я почти всю жизнь провела там — и в детский сад ходила, и в восемьдесят восьмую школу. Мама говорила, как тётя в ночь моего рождения под дождём у приёмного покоя дежурила, не могла заснуть. Папу в командировку услали, а она вот так… Пока не узнала, что всё в порядке, не ушла домой. Встретила сестру из роддома и сразу же меня в область повезла — крестить. Отец был членом партии, так что решили не впутывать — всё-таки диссертацию собирался защищать через две недели. И поначалу кокочка задержалась в Ленинграде, хотя у самой на Урале оставались две дочки — Пашка и Фрося. Приняла на себя всю тяжесть ещё не привычных для Светы хлопот. Дала сестре окрепнуть, втянуться в это дело, почувствовать себя матерью. Точно так же она и мне помогала — с Денисом…

Дети потихоньку заползли на стулья и тоже стали слушать, не забывая потаскивать со стола мандарины, яблоки и конфеты. Денис был в красивом клетчатом костюмчике, очень шедшем к его светлым волосам. Костюм был строгий, в зеленоватых тонах, со штанишками до колен и «бабочкой» у ворота рубашки. Моя Октябрина надела новый сарафане из ярко-розовой джинсы, а волосы прижала обручем с множеством заколок.

Нарядилась дочь так, как сама пожелала, хотя, по моему мнению, вкус ей слегка изменил. Кроме всего прочего, Октябрина выбрала невероятно пёструю блузку и чёрные колготки, тоже расписанные экзотическими лианами. Ребёнок устал от школьной формы и хороших манер, навязчиво прививаемых в Центре индивидуального развития, и хотел проявить характер.

А Мила всё смотрела на телефон и при каждом звонке радостно срывалась со стула. Но я сразу понимала, что сигнал не междугородний; так оно и оказывалось. Многие хотели пожелать Милочке Оленниковой здоровья и счастья, но среди них не было тёти Наташи. И это обстоятельство постепенно превратило светлый праздник в вечер воспоминаний. Уже никому не хотелось танцевать. Даже дети притихли и прекратили шептаться.

— Сколько себя помню, тётя всегда была рядом. Мне даже кажется, что она и сейчас здесь. Странно, но это так.

Мила закрыла глаза ладонями, будто хотела увидеть перед собой Наталью Лазаревну, и тут же отняла их. Налила в фужер из бутылки остатки нашего шампанского и выпила. Лицо её страдальчески скривилось.

— Конечно, всё время в Ленинграде кокочка жить не могла. Ведь у неё муж был, часто рождались дети. И притом дома она не сидела, была учительницей черчения и рисования в средней школе. Её муж, знатный токарь, получил пятикомнатную квартиру, и одно время всё у них было тип-топ. Звонила кокочка нам каждую неделю, а то и чаще — всегда находила повод. А уж если случались знаменательные события, она срывалась и мчалась к нам, оставляя семью на мужа и свекровь. У нас в точечном девятиэтажном доме была двухкомнатная квартира на самом последнем этаже. И дом стоял среди зелени. Там раньше был лес — деревья специально не высаживали. Кокочка обожала сидеть на балконе; говорила, что оттуда весь город видно. Хотя, конечно, это не так. Теперь мама папу в кресле туда вывозит, во двор ведь не спуститься. Мы с ней всегда жили в маленькой комнате, а большую занимали родители. Спали в одной постели. Если бы меня спросили, кого больше люблю, маму или тётю, я не смогла бы сразу честно ответить…

Я вздрогнула, потому что мне показалось — Мила говорит о тёте в прошедшем времени. Вспоминает её так, как вспоминают мёртвых. Томится от тяжёлого предчувствия, потому и старается отвлечься, но мысли всё время возвращаются к Наталье Лазаревне.

Мало ли почему та могла не позвонить! Но нет, Мила лучше её знает. Неужели действительно что-то случилось? Тогда почему не звонят из Питера Милины родители? Сами не в курсе? Или не желают портить дочери день рождения? Когда Мила утром говорила со Светланой Лазаревной, та, вроде, ничем не была огорчена.

— Школа у нас во дворе, а тётя меня лично туда водила. Интересовалась, как учусь. Если получала табель без троек, тётя всегда привозила подарки. Но когда тройки всё-таки появились, тоже особенно не ругала, просто советовала проявить характер. Но я её натуру не унаследовала, и мама получилась совсем другая. Нам почему-то всегда казалось, что Наталья поможет, что есть, на кого опереться. Дениска, покажи Октябрине книжку про Гарри Поттера, — неожиданно попросила Мила.