— А где ему быть? Там, конечно. Работу же не бросишь, верно? Недавно дочка звонила — всё, вроде, у них в порядке. Ромка четверть кончает. До каникул никуда не тронутся. Ну, а после Нового года сразу сюда двинут, на лыжах кататься. Они все лыжники у нас, помешанные на этом деле…
Я осторожно поднялась с шатающегося старенького стула, боком протиснулась к двери и выбралась в коридор, где воздух был серым от табачного дыма. Лампы плавали в нём, как в тумане. Мимо меня провели двухметрового детину в наручниках. А из угла на людей смотрела немецкая овчарка, на груди которой болтался кожаный намордник.
Отделение милиции жило обычной жизнью — храпели в «обезьяннике» бомжи, орали проститутки, канючили бабки у барьера дежурного. И, похохатывая, курили у окна менты. Из какого-то кабинета тянуло свежесваренным кофе, а за другой дверью пел радиоприёмник. То и дело открывалась дверь, и с морозной улицы в коридор валили клубы пара. Люди входили и выходили, некоторые даже выбегали, и в каждом помещении истошно надрывались телефоны.
Бедная Женька, скоро рухнет твоё нехитрое счастье, думала я, потому что твой муж убил человека. Я уже всё знаю, но не могу взять в толк, за что. На этот вопрос может ответить только сам Швоев. Не кататься вам после Нового года на лыжах, по крайней мере, вместе с мужем. Я сделаю всё для того, чтобы в ближайшее время он был схвачен и посажен, а после просто отойду с дороги.
Милиция и прокуратура закончат то, что начала я ужасно много дней назад. Более полутора месяцев я не видела свою дочку, которая всё это время жила то с Милой Оленниковой, то в интернате. И я не знаю, какие подарки привезти Октябрине, как выпросить у неё прощение за столь долгое отсутствие? Сколько ещё должно пройти времени, чтобы дочка всё поняла и осознала, как нужна людям моя работа?..
Я вышла из отделения на вечернюю улицу и увидела у себя над головой звёздное, чистое, хрустальное небо. А когда в вышине мелькнул молодой месяц, мою душу охватил щенячий восторг. Скоро, скоро всё кончится, только нужно сделать ещё один звонок. И Андрей, получив информацию, примет меры, всё организует, решит за меня.
Швоев в Питере, а я никак не могу оказаться там. Я только в силах назвать адрес. От Лахты до Ланского шоссе довольно-таки близко. Может, Швоев сейчас в своей фирме, но Андрей всё равно что-то придумает, не таких брал.
Это псих, которого, наверное, отправят лечиться, только меня дальнейшая судьба убийцы не интересует. Решать будет суд. А вернусь в Москву и буду готовиться к своему любимому празднику, который мы встретим вдвоём с Октябриной. Ах, да, с нами будет кошка Кларисса…
Я не пошла к микроавтобусу, несмотря на то, что там меня ждали. Набрала номер мобильника Озирского и, не успев отдышаться, услышала его голос — низкий, чистый, чуть со смешинкой.
— Слушаю! Оксана, ты? Как успехи?
— Да, я.
У меня защипало в носу, почему-то захотелось плакать. Несмотря на то, что с Андреем мы разговаривали сегодня утром, именно сейчас на меня напала слезливая сентиментальность.
— Адрес выяснен. Он живёт на Ланском шоссе… — Я продиктовала номер дома и квартиры. — Озирский повторял «да-да», давая понять, что очень внимательно меня слушает. — Похоже, тесть ни о чём не догадывается. После тех событий зятя не видел. Пока домой не звонил, предупредить не может… Надо только скорее, Швоев — пациент психдиспансера, а такого рода больные очень чувствительны. Он даже сам может заподозрить неладное. А ведь в квартире ещё жена с ребёнком. Как бы с ними чего не случилось. Может и в заложники их взять, ими прикрыться. От придурков всего жди…
— Вполне вероятно, — подтвердил мои опасения Андрей.
Я представляла, как выглядит сейчас шеф — красивый, благородный, темноволосый, с седыми висками и модной, едва заметной бородкой. Он сидит в кабинете, оснащённом по последнему слову техники, излучая уверенность в успехе. И я вообразила, как Андрею самому хочется выехать на задержание Швоева.
Милиции Озирский может не опасаться — у него мощные связи в Главке, и все тонкости, конечно, уже обговорены. Да, шефа так и тянет на Ланское, но он вряд ли сможет — слишком много хлопот. И потому придётся послать других. Интересно, кого он выберет?
Андрей часто говорил, что очень тоскует по тем временам, когда вместо дорогих костюмов носил джинсы и кожаную куртку — тогда он был моложе, сильнее, добрее. И не разучился ещё верить людям.
— Ах, как хотела бы я сейчас быть в Питере и поехать на Ланское!
Я слышала свой голос как бы со стороны. Далее последовал мой нервный смешок, не на шутку встревоживший шефа.
— Успокойся, ты и так уже на грани! Справимся без тебя. Иди, отдыхай, у вас ведь уже вечер. Ты своё дело сделала.
— Да, у нас месяц и звёзды, — подтвердила я. — Всего хорошего.
— Пока! — попрощался шеф и отключился.
Я кожей чувствовала, что из «Шевроле» за мной наблюдают и ждут, что сейчас подойду, объясню, как на данный момент обстоит дело. Но я, в последний раз поглядев на серые пятиэтажки, на вечернюю зарю, догорающую над крышами, повернулась и снова вошла в отделение.