Непреклонные

А теперь я летела в Питер, и в багажном отделении лежал тот самый чемодан, с которым я так давно прибыла на Урал. Да ещё две сумки с подарками — теми, что я купила сама, и презентованными семейством Кулдошиных-Пермяковых. Я даже не успела толком рассмотреть их и решила сделать это по приезде.

Сонно изучая лиловое небо за иллюминатором, стекло которого быстро покрывалось колкими ледышками, я расслабилась и впала в некое подобие нирваны. Недавно меня накормили обычным рисом с курятиной, и я пожалела, что нельзя попросить добавки. Выпила два стаканчика апельсинового сока, попросила ещё кофе и сочла, что жизнь на самом деле прекрасна.

Если только Озирский немедленно не навесит на меня очередное дело, я буду счастлива во время новогодних каникул. Моя работа в Екатеринбурге принесла агентству большую прибыль, и я имею полное право попросить две недели оплаченного отпуска. Ни разу за всё время командировки я не занимала в агентстве деньги, а раньше такое бывало частенько. Меня полностью содержал Кулдошин. А потом к нему присоединился Вовчик Холодный, потому что я действовала в их интересах. И затраты их не пошли прахом — оказалось, что в меня очень выгодно вкладывать капитал.

Я то проваливалась в забытьё, то приходила в себя. И очень удивлялась тому, что нахожусь в самолёте. Давала себе слово не вырубаться до самой посадки, и тут же снова буквально теряла сознание. Мне снился Юрий Кулдошин, который протягивал голубой длинный конверт. Там, помимо собственно письма, находилось что-то маленькое, круглое, металлическое. Конверт был опечатан по-старомодному — красным сургучом, — и я сразу догадалась, что вложение там ценное.

— Это, пожалуйста, будь другом, из рук не выпускай и в багаж не сдавай. Передай Людмиле лично, как только увидишь её. Для меня это очень важно, понимаешь? Можно сказать, вся моя жизнь здесь. Я давно письмо приготовил, но ждал, когда всё разъясниться с этим козлом Швоевым. Оксана, только тебе я могу поручить такое. Ты теперь — родной мне человек. Без тебя мы бы пропали, наверное…

Я будто услышала его торопливый ростовский говорок, проснулась, поспешно расстегнула сумку. Проверила конверт — он был на месте. Защёлкнула замочек и снова задремала. Теперь мы уже мчались на джипе в аэропорт. За рулём сидел Жамнов, а рядом со мной — Паша Шестаков. Такой же, как всегда — спокойный, улыбчивый. И всё-таки немного грустный, потому что ему пришлось принять очень непростое решение. И первым человеком, узнавшим об этом, оказалась я.

— После Нового года увольняюсь с должности. Поеду к себе в Сольцы, несколько месяцев отдохну. А лучше — к бабке в деревню. Порыбачу, на подворье поработаю. Соскучился по родителям, по родне — не видел их уже давно…

— С тех пор, как нанимался шофёром к Жириновскому? — усмехнулась я.

— Да, примерно с тех пор. Они ведь даже не знают толком, что со мной произошло. И Юрий Иванович тоже не знает. Но сдаётся мне, что скоро здесь появятся Мила с сыном, а мне совсем не хочется их видеть.

— Понятно. Только почему ты думаешь, что они появятся? Мила обещала в гости заехать на каникулах? — предположила я, позёвывая.

— Может, и в гости. А, может, и нет, — загадочно ухмыльнулся Павел. — В любом случае мне уже здесь не место. Хозяин сказал, чтобы я и не заикался об увольнении, он очень мной дорожит. Но я нашёл себе замену, да и Петровский наконец-то должен занять пост шефа службы безопасности. Он прекрасно охранял тебя во время выполнения задания — я сам удивился. Тебя ни на секунду не выпускали из поля зрения — и здесь, и в Сочи. Так что пускай всё будет по справедливости. А я устал, мне хочется недолгого покоя. После решу, что делать. Может, даже женюсь. Мать пишет, что есть на примете молодая вдова с ребёнком. Про мою беду ты знаешь, а так сразу и жена, и дочка будут…

— С Милкой уже не помиритесь? У неё ведь тоже есть ребёнок. И за тётку свою она не отвечает. Паша, ей очень плохо сейчас. — Я понимала, что лезу не в своё дело, но не могла молчать.

— С Милкой — нет, слишком много мы нагадили друг другу. А ты за меня не пойдёшь, потому даже не делаю предложение. Милка не пропадёт, ты за неё не беспокойся, ладно? Скоро всё узнаешь. А я уж решу сам за себя. Прости, Оксана Валерьевна, если что не так сказал. Мне до сих пор очень хреново. Хочется забвения и деревенской тишины…

Я в очередной раз пробудилась и увидела прямо перед собой горящую надпись, которая приказывала пристегнуть ремни. Я вздрогнула и засуетилась, нечаянно двинула соседа локтём в бок. А потом вдруг прослезилась от счастья, поняв, что самолёт идёт на посадку, и скоро я увижу Озирского — он обещал встретить.