Непрекрасная Элена

Он очень долго смотрел на меня. Затем прощупал пульс на остывшем запястье Матвея — точно, как я недавно. Кивнул. Подошел, отобрал у меня скальпель. Налег плечом на стену и уставился в окно, полуотвернувшись.

— Не понимаю. Вы могли сказать, что имел место срыв, аффект… Что пациент сам добрался до скальпеля. Наконец, что всё было ненамеренно… Только я слышал признание. Вы молоды и вряд ли понимаете, чем закончится то, что вы начали прямо теперь своими словами.

— Я понимаю. Я не откажусь ни от одного слова.

— Что ж…

Он не стал договаривать. Вышел в темный коридор, спотыкаясь и шипя, принялся щупать стену, искать дверь. Ночь набросила на город туманную марлю и принялась цедить сыворотку лунного света — по капельке. Помощник хранителя наконец нашел вход в соседнюю комнату, и теперь на ощупь пробовал обнаружить сигнальный свисток.

Я сидела и смотрела на Матвея — воскового, зеленоватого… словно он утоп в лунной сыворотке. Меня бил озноб, но я старалась справиться, я обязана вернуть полноту самоконтроля. Вот только — не получается пока… Безумие накатывает волнами, впитывается в колючий песок души. Сейчас начну хохотать: я тоже утопла! Необратимо. Даже Юргенам не выудить меня из ловушки, даже им не изменить приговора.

Свисток просипел тускло, неуверенно. Окреп, сообщил всем о беде. И скоро от главного здания, где располагаются совет первых лиц Пуша и приемная архива, к нам стали приближаться огни, голоса…

Юрген-старший показался нескоро. Меня успели три раза допросить, сопроводили в приемную архива и там, консилиумом из пяти самых толковых психологов, попытались уличить во лжи и отговорить от глупости. Хором, еще до осмотра, твердили, что у меня аффект. Ну да, пусть диагностируют. С кем связались? Пульс я настроила на шестьдесят, руки у меня теплые, реакции в норме… Интересный такой аффект, похожий на издевательство. По сути так и есть. Откуда им знать, что я могу симулировать почти любые симптомы? Откуда им знать, если я вру с тех пор, как осознала меру своего отличия от окружающих?

Честно признаюсь хотя бы себе, хотя бы молча: хуже всего было получать травмы. Если кто-то из взрослых видел, как я пострадала, синяки и даже открытые раны приходилось восстанавливать перед каждым осмотром. Дней по десять… Я «зеро», мне можно быстро лечиться. Быстро, но не в один же час или день! Я резала и била себя раз за разом. Сперва было тошно и темно в глазах, после лишь противно. Я почти привыкла себя травмировать. Такого поведения требовал мой главный страх. Десять лет он наказывал и дрессировал меня. Сперва я врала рефлекторно, но лет с восьми стала делать это системно. Сейчас мне семнадцать. Я уже не помню, каковы мои настоящие реакции. Я привыкла имитировать нормальность и делаю это постоянно.

Последним пришел третий хранитель.

Папа Лоло был заторможенный, изжелта-восковой, словно и его утопили в лунном болоте. Мне полегчало: Лоло добралась домой, важная часть скороспелого замысла удалась, сложилась по-моему.

— Элена… — третий хранитель стоял на пороге, смотрел мимо меня и говорил, то по-лягушачьи растягивая губы, то сжимая куриной жопкой. — Вы уже дали клятву Гиппократа. Мы не уверены в тексте и плохо помним многое иное, но жизнь пациента — главное для врача. «Не навреди», вот что неизменно для нас и для предков. Поскольку вы упорствуете, дальнейшее вам понятно.

Я кивнула. Он прикрыл глаза, постоял молча. Знаю, читаю в позе и молчании: он очень хочет скрыть облегчение, ему стыдно… а вместе с тем легко на душе. Он милый, мягкий человек и безумно любит Лоло. А я завидую теплоте отношений в их семье. Я всегда думала о Лоло хуже, чем она заслуживала, и лишь теперь поняла это. Я не могла простить ей родных родителей и любящих старших братьев. Но сегодня простила. Честно.

— Могу я поговорить с Эленой один на один? — несмело спросил у консилиума тот, кто мог приказать. Я едва не расхохоталась: у всех согласных головы ходят, как у кур, вверх-вниз, резкими рывками. Им дурно, ох как дурно. — Спасибо.

Мы прошли в соседнюю комнату. Хранитель опять долго молчал. И спросил ровно то, что было самым бессмысленным: зачем я так поступила?

— Кроме вас некому защищать город, — сказала я. — Анализируя события последних дней, я пришла к выводу: Ларкс обладает редким по силе даром внушения. Теперь я уверена, генно он в самом мягком случае «гамма», причем с недопустимыми отклонениями. Разоблачать его не стоит, это обойдётся вам в жизнь дочери или еще дороже. Но выставить всю семейку Юргенов из города надо. И как можно скорее!

— Элена, но как же вы?

— Интересный вопрос. Думаю, некоторые вехи в жизни нельзя обойти. Я расшифровала текст в капсуле. Моя биологическая бабушка покинула родной город, затем моя биологическая мама была вынуждена поступить так же. Обе ушли гораздо позже, чем следовало. А я… возможно, еще есть время что-то исправить. Не знаю, что. Буду стараться понять. В качестве одолжения: вы могли бы собрать для меня вещи? И не выселяйте моих из дома. Я прошу много, но быть вежливой поздновато.

— Да. Это я могу.

Он встал и вышел.