Непрекрасная Элена

Однако же, ценности сообщества людей, где красота изложения идеи затмевает её смысл, где массы готовы бесконтрольно рожать законы, которые хуже уродцев, заспиртованных в кунсткамерах средневековья, где слепая толпа следует за крикунами, пока подлинные её хозяева решают задачи у всех на виду и остаются неподконтрольными невидимками…

Стоп. Очевидно, я обязан прервать запись и почистить систему. Всё это мог изложить лишь Петр Сергеевич.

Петра я оцифровал и включил в систему частично расслоённого комплекса сознаний Алекса на сорок шестой год эры кроп. То было опрометчивое, спонтанное решение. Алогичное.

Петр был гениальным физиком и врачом, а еще вдохновенным поборником монархических идей. Он был человеком того масштаба, который я оценил сразу и пожелал сберечь хотя бы в урезанном, доступном мне формате съема матрицы мозга. Я предупредил его об ограничениях оцифровки, он согласился. Тогда я еще не понимал, что такое борьба с самим собой и конфликт мнений внутри цифровой идентичности. Я поступил необдуманно.

Я боролся с оцифрованной тенью Петра тридцать лет и, не допустил худшего. Не думаю, что демократия или тоталитаризм — это то, что следует рассматривать мне, ведь я априори вне общества.

Не думаю, что решение Петра по введению кодов в боеголовки всех доступных для контроля ракет вообще имеет смысл и не параноидально по сути. Да, он прожил сорок шесть лет на очень сложной территории. Он видел, как рушились нормы этики, как люди становились зверями, как звери жрали людей. Он потерял веру в разумность человечества и его право на выживание. Скажу в оправдание Петра: будь я человеком, не знаю, как осилил бы решение города уничтожить мою семью «по общему мнению», ведь дети были и выглядели — мутантами. Словно этой дикости мало, самого Петра посадили на цепь. Он видел сожжение родни и затем жил и лечил её убийц, ведь он остался последним врачом в городе…

В отличие от меня, Петр знал весьма точно, в чем суть кропа. Увы, я утратил многое, вынужденно стирая его идентичность.

Когда остаточные фрагменты личностных оценок Петра активируются во мне, возникают подобные записи, где много горечи и мало объективности. Полагаю, он был слишком велик, как мыслитель, и сверх того душевно сломлен. Он имел право на поколения. Уверен: после подбора и попытки ввода пусковых кодов его смерть стала… моим долгом. Тогда, первый раз за свое цифровое бытие, я ощутил боль. И понял: мне не хватает как раз боли, чтобы остаться хоть в чем-то — человеком.

Почему всякая попытка рассказать о первых годах «кропнутого» мира приводит меня к несистемному результату? Вероятно, то время сложно помнить без эмоций. Оно ужасает. Вероятно, мне стоит оставить попытки создания хронологии раннего кроп-периода.

Попробую дать лишь несколько заметок.

Лучше всего механизм приспособления людей к новому миру описывает малонаучная в прежнем понимании, но рабочая и практическая градация генных свойств, созданная Кан Им Хо. Кажется, я верно указываю его полное имя, знакомое мне в звучании, но не написании.

Кан, прозванный в городах Чтецом, был первым из тех, у кого ярко проявилось новое для людей свойство. Он умел оценивать генную карту без использования оборудования. Конечно, у меня нет доказательств, нет научного и достоверного подтверждения, что Кан оценивал именно генную карту.

Петр участвовал в ревизии теории Кана, но позже я — сумма идентичностей Алекс — утратил часть его оценок, стирая Петра.

Прежде чем перейти к дальнейшему, отмечу вот что. «Пустая вода» очень по-разному влияла на геном. Здоровый, сбалансированный геном упорно сопротивлялся. То, что с ним происходило… нет, уж никак не разрушение, скорее ревизия и апгрейд.

Петр выделял два вида феноменов влияния на геном и называл их «обратная эволюция» и «квантовая телепортация». Петр отчасти играл в слова, а отчасти не желал отдавать понимание — но пусть это останется его посмертным правом.

«Обратная эволюция» более понятна мне, лучше обеспечена данными. Именно она вымыла тысячелетия из генома птиц и вернула миру археоптерикса. Последние ученые прежней цивилизации поразились, увидев вживую существо, что прежде имелось лишь в музеях, в виде жалких реконструкций! Наверное, не в силах унять восторг, ученые взялись ловить чешуйчатых птичек — благо, летали те кое-как. Теперь, шесть веков спустя, в целом ряде городов, насколько я знаю, успешно разводят «кур». Назвать археоптерикса курицей оказалось для людей удобнее, чем поверить в обратную эволюцию… У «кур» нет общих с людьми заболеваний, а кормить их можно чем угодно: зубастые клювы перетрут и мясо, и траву, и опилки пополам с хвоей — кстати, именно таков зимний рацион на фермах.

Не только археоптерикса переименовали из-за самообмана. То, что люди сейчас называют дубом, сосной, пауком, вараном, козой… всё — ложь! Старые названия видов растений и животных — лишь способ сберечь иллюзию стабильности бытия. Людям было удобнее дать новый смысл привычным словам, чем признать неограниченность перемен. И, значит, поставить под сомнение себя самих, как законных наследников homo sapiens.