Непрекрасная Элена

Атаман сощурился, издали изучил этих самых горожан, влезших в чужую игру, не понимая её смысла. Наверняка горожане верят, что клинок — ритуальный. Хотя на самом деле для степи важен лишь один вопрос: кто и зачем доставил сюда оружие шатрового того самого кочевья, что погибло десять лет назад? У Сима есть догадки, у Старика тоже, и схожие.

Нет лишь доказательств. Потому Сим всматривается, жадно ищет косвенные признаки. Вон Стратег — чужак в этом городе, ложный вожак, весь в тени. Он скован, напряжен… и тайно наслаждается властью. Есть и еще что-то… затуманенность взгляда? Скрытая, но неустранимая мысль? Стратег вскидывает голову, поводит плечами — словно укушен в спину. Нет, не мысль зудит. Что-то тянется из темного поля, треплет и подтачивает душу.

Атаман сел на приготовленное место — всего-то камень, накрытый мехом. Долго и безразлично взирал на Стратега, выполняя правила городской игры важных людей.

— Слушаю, — наконец, Сим произнес всего одно слово.

— Клинок — причина вашего внезапного возврата под стены Самаха?

— Нет простого ответа, нет желания объяснять сложный, — Сим покачал головой. — Вы привыкли стоять на стене. Свысока смотрите на степь, всё внизу вам мелко, плоско… Знаете старую игру в шахматы?

Стратег осторожно кивнул. Даже сквозь плотную ткань полога, разделяющего переговорщиков, было заметно, как напряглось лицо Стратега: дикарь говорил странное, подобных слов от него никто не ждал.

— Есть ли у пешки право обсуждать партию? — продолжил Сим. — Мы собраны здесь чужим хотением. Игрок скрыт. Он — тот, кто… пошёл с клинка.

— Клинок — тоже пешка? — быстро спросил Стратег. — По вашей логике, им пожертвовали?

— Клинок просто вещь. Так скажу: мне легче убить вас, чем подать вам руку. Но даже вам я не желаю участи пешки. Знаю, вы не ответите, кто дал вам клинок. Нет сомнения, к вещи вы добавите человека. И я, атаман Сим, должен слепо принять то и другое? Хотя я в степи — не пешка.

— У нас нет темных мыслей! Мы желаем начать сближение и общение с людьми степи, вернув вам ценность. Мы полагаем, что готовность породниться — это обычное…

— Пусть прибудут. Клинок и человек. Это женщина, верно?

Атаман поморщился, наблюдая согласный кивок Стратега. Теперь он не сомневался в правоте своей первой оценки: да, человек по ту сторону разделительного полога словно бы пьян, его жесты намеренно отчетливы. Пытаться что-то втолковать ему дважды бесполезно: он не единомышленник, он временно необъективен.

— Пусть приведут.

После ответа Стратега потянулось ожидание. Тихое, вязкое, всем в равной мере неудобное. Сим выглядел безмятежным, и ждал… обреченно.

За спиной атамана стояли двое. Люди города вряд ли понимали, кто они таковы. Мысленно причисляли к охране. Тем более смуглый воин слева, огромный как гора, лениво поигрывал кнутом. А вот правый — гибкий, светловолосый и до того молодой, что усы не пробиваются — оставался безмятежным. Он пришёл как всегда без оружия, разве что крутил в пальцах травинку. Он казался людям города неопасным, даже неуместным… эдакий степной дурачок!

На «правого» горожане не глядели, настороженно изучая «левого»… Откуда им знать, что травинкой юноша способен убить в любое мгновение, не сходя с места. И хуже — атаман ощутил не глядя, по звуку дыхания — сейчас светловолосый чуял тьму, незримую прочим… и медленно зверел. Значит, смерть, как говорится, зависла в полувздохе от него — от взрослого, состоявшегося сына дикого поля.

— Эт, друг, — позвал атаман и добавил тише, — дыши ровно. Прошу.

Сперва ничего не изменилось. Но постепенно слова пробились к сознанию. Юноша раскрыл ладонь, поднес к лицу. Сдул травинку. Атаман покосился на друга: вроде, отпускает его. Ресницы вздрагивают. Подбородок пошел вниз — выдох, Эт расслабился.

Сим снова уделил внимание людям города. Слепые они, совсем слепые! В трех шагах от них находится опытный, в полной силе, сын дикого поля — но горожане не способны понять, что удостоились права наблюдать величайшее чудо. Для них Эт — нелепый пацан. На него изредка бросают брезгливые взгляды… Одет в лохмотья, бос. Волосы, совсем побелевшие за лето, полностью закрывают узкое бледное лицо, они легкие и летят по ветру, как ковыль… Глаз Эта не видно. Кажется, он спит, чуть покачиваясь.

Вдруг Эт напрягся. Втянул ноздрями. Атаман проследил взгляд друга — и скрипнул зубами. Клинок несла девочка. Она приближалась… словно призрак из кошмарного прошлого выплывал в явь. Девочке лет двенадцать, она тонкая, лицо заострённое книзу, волосы цвета линялой осенней травы. И даже родинка — у левого виска, то же место, та же форма лапки кроля!

Больше нет сомнений: клинок лишь вещь, девочка — настоящая ловушка. Закон, как и говорил Старик, предписывает простое решение по такому ясному делу. Мгновенное!

Люди Стратега разом побледнели: «левый» страж гулко вздохнул, потянулся к ножу, размером и весом похожему на саблю… и замер, заметив едва уловимое отрицательное движение головы атамана.

— Мое решение, Штейн, — молвил Сим.