Непрерывное восхождение. Том 2, часть 1. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Письма Г. В. Маховой (1934-1936). Письма (1938-1975)

<…> Посылаю Вам свой доклад о Канте, хоть на то согласия Вашего получено и не было, но рискую и без согласия. Прошло у меня чтение довольно хорошо, можно быть довольным, немногочисленную публику удалось разговорить и заинтересовать. То, что я Вам посылаю, только само ядро доклада, к нему же было еще предисловие и послесловие, но они не записаны, и, что, конечно, самое важное – были вопросы с мест и вообще разговоры на затронутые темы, разговоры эти показали, что доклад слушателями воспринят и усвоен. Был на докладе и один заправский философ, заявился он с целью «разнести» меня на все корки, ибо предполагал, что я в своем докладе, как это часто делается, буду говорить или очень «за» Канта, или очень «против». <…> Но спасает меня в философии интуиция. Знаний мало, и слишком отрывочны они, но интуиция, похвастаюсь, замечательная, и она помогла мне значение Кантовской философии обрисовать так, где совершенно неважно – «прав ли Кант или не прав», потому что важным является не разрешить проблему, а правильно ее к разрешению поставить, и, конечно, Кант это сделал, как последователи, так и противники Канта этой заслуги отнять [у] него не могут. Такой постановкой дела удалось мне заправского философа расшевелить, разошелся человек, к удовольствию слушателей, по всей философии, и, кажется, уговорили его в следующий раз читать о Гегеле, я торопился на работу, и до конца собрания мне быть не пришлось. Это мне больше всего по сердцу, о Гегеле мне очень хочется послушать, но если заправский философ о Гегеле читать не будет, то, вместо того чтобы слушать, мне самому придется о Гегеле писать, т. к. после Канта слушатели обязательно пожелали узнать о Гегеле, что и правильно, одним Кантом ограничиться нельзя, Кант дал сильный толчок, но к чему этот толчок привел, можно узнать только из последующей ему философии. И для меня самого гораздо полезнее эту философию изучать, чем других учить. Приходится по необходимости другой раз «проповедником» становиться, желания же у меня к тому никакого, рановато еще, самому учиться надо, а тут берись людей учить. <…>

Всего наилучшего. Поклон Толе передайте и пишите.

Павлик

П. Ф. Беликов – Г. В. Маховой

30 декабря 1935 г

<…> Ведь мысль, Галя, это та же музыка, даже больше, потому что не достижимы для музыки те высоты, куда мысль может взвиться, на музыкальном инструменте ограничено количество клавиш, и этого ограничения не знает мысль. Орлиные полеты даны мысли. Знаете стих[отворение] Гумилева «Орел»? Оно начинается так:

Орел летел все выше и вперед,
К Престолу Сил сквозь звездные преддверья,
И был прекрасен царственный полет,
И лоснились коричневые перья.

Летел орел, летел все выше и выше к солнцу и, задохнувшись от блаженства, умер. Он умер, но упасть он больше не мог, потому что был не доступен уже силам земного притяженья. И стих кончается:

Лучами был пронизан небосвод,
Божественно-холодными лучами.
Не зная тленья, он летел вперед,
Смотрел на звезды мертвыми очами.

Не раз в бездонность рушились миры,

Не раз труба Архангела трубила.
Но не была добычей для игры
Его великолепная могила.

Из всего на земле существующего только мысли человеческой даны возможности для столь высоких полетов, только мысль соприкасает с Вечным наше бренное здесь существование, как же после этого мысль не любить? Какая же после этого земная жертва будет для нее достаточно великой? Какое земное одеяние достаточно прекрасным? Нет, нельзя не любить мысль! Все ее падения только доказывают, что действительно с большой высоты она сорвалась, если способна так низко пасть, и на возведение ее на подобающие ей высоты следует употреблять все силы. А теперь все-таки лягу спать, завтра допишу письмо, а то уж поздновато – 4-й час, покамест мысль находится в нашем теле, приходится заботиться, чтобы ее жилище в должном порядке и состоянии находилось, а я-то, грешный человек, и маловато об этом забочусь.