Непрерывность

Сейчас, когда я старше тогдашнего дяди Андрея, я восхищаюсь им и завидую ему, потому что я стал свидетелем того, как он сделал сказочно, безгранично счастливым маленького мальчика, на короткое время наполнил наивное доверчивое детское сердце настоящим, на грани с чудом, счастьем. Потом, намного позже, были такие же недоступные джинсы, и кроссовки «Адидас», и что-то еще – всего не упомнишь. Дядя Андрей знал, что я бегаю почти каждый день, просто для себя – это мое увлечение. Бегал я в кедах, кроссовки купить было просто невозможно – их не было в магазинах, это был пик моды, и счастливчики щеголяли в них, как в обычной обуви. Так же невзначай дядя Андрей по прозвищу Капитан, которое дал ему я, хотя в глаза я его так никогда не называл, появился с обувной коробкой, в которой лежала пара кроссовок «Адидас». Белые, с тремя черными полосками по бокам, на толстой упругой подошве.

С тех пор и по сей день я бегаю только в «Адидасе», три полоски «Адидаса» напоминают мне о Капитане. Точно так же, как утреннее купание в моем озере напоминает мне о наших с дядькой купаниях в Лесном Воронеже в Мичуринске. Мы с Капитаном часто вдвоем отдыхали у бабушки с дедом, маминых и дяди Андрея родителей, в Мичуринске, и каждое утро дядька будил меня в шесть утра, и, несмотря на все мое сопротивление, мы отправлялись на речку.

По дороге я просыпался окончательно, мы начинали болтать о разных вещах, дядя Андрей рассказывал флотские истории или делился служебными передрягами, и мне очень льстило, что он делится со мной, совсем мальчишкой, своими серьезными проблемами. Потом мы приходили на речку, и холодящая, бодрящая вода смывала с нас весь ночной пот, промывала наше зрение, обоняние, слух, как промывают запотевшую оптику, и мир вновь обретал яркие цвета и звучание, а мы выходили обратно на берег, как на новый материк.

Речка в Мичуринске – именно речка, а не река – это особое место, и она играет особую роль в жизни города. Люди, родившиеся здесь, проводят все свое детство на речке: с пеленок они каждое лето ходят туда с родителями купаться, рыбачить, кататься на лодке, в подростковом возрасте бегают туда с друзьями, чтобы тайком выпить первый стакан дешевого портвейна или украденного самогона и выкурить первую сигарету, здесь в укромных кустах на берегу много девочек лишились девственности.

Я понял, почему у древних людей были локальные богини рек, рощ и озер. Это персонализация того, что своим реальным присутствием в жизни каждого в отдельности, без исключения, объединяет всех в общность людей, которые имеют друг к другу прямое отношение просто фактом своего существования.

Я спросил как-то Капитана, как он переносит восемь месяцев под водой вдали от дома, земли, что ему вспоминается? Тогда среди нескольких вещей он назвал речку, запах ее воды. Они с мамой выросли на речке, для них это и дом, и друзья, и первая любовь, место, куда они всегда возвращались. Здесь, на речке, подростками, они узнали о начале войны.

В тот год Капитан получил адмирала, и его перевели в Генштаб в Москву. И поэтому он со всей семьей, то есть с тетей Никой, его женой, и Надей, его дочкой, на год старше меня, смогли прийти ко мне на день рождения. Пришли еще мамины друзья и мои друзья – небольшая, но знакомая компания. Мама приготовила салаты, пироги, все как было принято. Вот все сели за стол, стол, естественно, ведет дядя Андрей, тост за именинника, тост за маму. Третий тост, Капитан встает, все расслабленно смотрят на дядю Андрея, он поднимает рюмку.

– Дмитрий! – начал он. Капитан никогда не употреблял укороченные имена, это всегда Дмитрий, Василий, Анастасия и прочее. Он стоял прямо, в адмиральской форме, и говорил четко и ясно. Я сейчас не помню, о чем был тост, вот в его руках появился большой, какой-то деформированный конверт, и он протянул его мне. Я успел перехватить удивленный взгляд мамы, который она послала дядиной жене, та чуть пожала плечами. Я взял конверт, там были какие-то бумаги и что-то еще, что деформировало конверт, что-то, что явно не вписывалось в его плоскость. Я открыл конверт, и на дне увидел ключи на брелоке с якорем.

Я увидел эмблему «Явы» – мое сердце остановилось. Я поднял глаза, которые, я чувствовал, выползают из орбит, посмотрел на капитана, наши взгляды встретились, его глаза смеялись, а мои продолжали выкатываться. Еще до того, как я его поблагодарил, он увидел степень моего восхищения и благодарности.

– Что? – спросил Егор, мой друг, сидящий рядом.

Я произнес только одно слово:

– «Ява».

– Что-что? – переспросила мама, не поняв, что я сказал.

– Вот это подарок! – присвистнул Егор.

– Это что, мотоцикл, что ли? – спросила тетя Ника. – Ты что, Андрей Михалыч, совсем умом тронулся, что ли?

– Какой мотоцикл? – переспросила моя мама.

И тут началось. Адмирал прямо на глазах у присутствующих был разжалован двумя разъяренными женщинами, которые не знали пощады. Они бы его повесили на бельевой веревке на рее, если бы в нашей квартире была рея. Я и двое моих друзей встали на защиту адмирала.