Непревзойденная Скиталица Кью: Последняя Заря (СИ)

— Я не знаю, как это возможно… Но пластины лопнули.

Я села и взглянула на свои ноги. Ну да. Железо лопнуло, ведь было достаточно тонким, а мои кости — слишком крепкими.

— Ну ты типа не мог найти пыточные приборы для эльфов, что ли? — спросила я, приподняв бровь. — Это что, прямиком из средневековья? Я вижу там ржавчину.

— Я надеялся, что до этого не дойдет, — оправдывался Зия. — Я правда этого не хотел, Скиталица. Вот и не подготовился как следует.

— Иголки есть?

— Есть, — растерянно ответили люди.

— Нате, — я протянула им свою руку. — Втыкайте.

Они явно были слегка растеряны.

— Кью, а ты в курсе, что тебе будет больно? — робко спросил Зия.

— Ха! Больно мне было, когда ты убивал Эмму, — ответила я. — Теперь мне наплевать.

Люди удалились на совещание, а я осталась сидеть одна в шатре, разглядывая, что еще Зия подготовил для моих пыток. Подготовка и правда не выдерживала никакой критики: здесь были банальные колодки, железная дева, в которую я бы все равно не поместилась, еще какие-то штуки, о которых я не знала, и груша, которую я на всякий случай решила припрятать, не дай бог до нее дойдет, это будет правда неприятно. Когда люди вернулись, я уже снова сидела ногами в сапогах, и поглаживала останки Эммы. Зия громко вздохнул и приказал мне идти за ними.

На этот раз он решил запереть меня.

— Как долго ты выдержишь без еды и воды? — спросил он.

— Недели две, — ответила я.

— Хорошо, приду через две недели, — кивнул Зия. — Если ты вдруг решишь изменить свое мнение, позвони в колокольчик.

— Серьезно? И это все? — я была почти разочарована.

— Ну, а что? Я делал ставки на Эмму. Да и вода камень точит…

— Под лежачий камень вода не течет, — парировала я, демонстративно улегшись на земле.

— Посмотрим, — пробормотал Зия, уходя. — Посмотрим…

Оставшись одна, я дала волю слезам. Ноги все же немного болели, возможно, были повреждены связки; но сильнее всего мое сердце болело за Эмму. Не прекращая горько оплакивать ее гибель, я распласталась на земле и уснула, вдыхая запах обгоревшей ткани. Сил совсем не осталось…

И, как назло, мне приснилась наша с ней первая встреча.

Я была еще маленькой, очень маленькой… Мама оставляла нас с Рэном у соседки, у которой тоже был сын, возраста Рэна, и дочь, еще старше, и предполагалось, что мы будем играть вчетвером, но в итоге мне, самой маленькой, не было доступа к играм взрослых, и я по большей части занималась своим времяпрепровождением сама. Рэн, желая покрасоваться перед своим другом, дразнил меня и обижал, но я совсем не обращала на него внимания, лишь один раз, когда они уж очень меня достали, я ударила его палкой по лбу и убежала и дальше заниматься своими делами.

Сначала меня отругала соседка, затем ее старшая дочь, а вечером и мама отчитала меня, что нельзя драться с братом. Перед мамой я не выдержала и расплакалась, жаловалась, что Рэн меня обижает, что он плохой мальчик и сам виноват, а я всегда играю одна; мама ругалась на меня за то, что я плачу и вообще веду себя как маленькая, а я в истерике каталась по полу и не понимала, почему мир так не справедлив ко мне, почему никто не хочет меня услышать и понять. В конце концов я больно ударилась головой о ножку стола, села и увидела мамино растерянное, бледное лицо в обрамлении выбившихся из пучка светлых волос, ее глубокие синие мешки под глазами, морщины, так рано изрезавшие ее кожу… Мама смотрела на меня почти обезумевшими глазами и громко обещала, что что-нибудь придумает.

В ту ночь она сшила мне Эмму.

Рэн дразнил меня, что я маленькая, раз играю с куклой, хотя я и на самом деле была маленькой, но рядом с Эммой я чувствовала себя такой счастливой и уверенной, что совсем не слышала, как он дразнится. Эмма стала моей верной спутницей и лучшей подругой; мы вместе гуляли по саду и залезали на деревья, вместе плавали в озере голышом, и потом долго-долго обсыхали, также мы вместе пили чай и ели полдник, и я сшила ей, как сейчас помню, семьдесят одно платье, в числе которых было платье из красивых осенних листьев, платье из лепестков розы, настоящее дамское нижнее белье, настоящая пелерина, и мама чуть не убила меня, когда я отрезала кусок от подаренной мне на день рождения теплой куртки, чтобы сшить курточку для Эммы…

И когда я покидала свой дом, чтобы никогда не вернуться, я не сомневалась ни минуты, брать ли Эмму с собой. Ее прекрасный гардероб я, конечно, оставила дома, да и вообще немного стеснялась того, что все еще так трясусь над куклой, хотя я уже давно взрослая тетка, и поэтому зашила ее в подкладку вещевого мешка; но все равно, во всех моих приключениях, во всех концах света, Эмма всегда была со мной, до тех пор, пока сегодня не умерла…

На мгновение перед моими глазами встал образ Зии, сжигающего Эмму, и я тут же проснулась, задыхаясь от ужаса и сжимая обугленную ткань в руках. Как жаль, что это не было сном!