- Я очень хотел семью, детей. И всегда понимал, что детям нужны весёлые, добрые родители, а не пьянь. Вот и тянулся изо всех сил. И учителя у нас были хорошие, мне помогали, когда видели, что я из кожи вон лезу. Математик, Владлен Борисович, в старших классах чуть ли не до ночи со мной засиживался, готовил к поступлению. Вот и получилось, что человека из меня сделали…
- А теперь ты помогаешь, - Александра печально смотрела в сторону, не в силах загнать обратно слёзы, выступившие на глазах и, чувствуя, как медленно и нежно перебирает её пальцы Виталий.
- А теперь я, - кивнул он.
- Ты такой молодец…
- Я не молодец. Это нормально – помогать другим, особенно детям. Нормально усыновлять. В этом подвига нет. Зато есть готовность к любви и работе, а это очень важно… Я таких людей… я им благодарен очень. За то, что готовы свою жизнь полностью перевернуть… Когда я с Валентиной Павловной познакомился, то думал, что детей вообще не берут. В моём детстве очень мало было тех, кому родителей нашли. И мне казалось, что это просто чудо какое-то. А потом стал к Валентине Павловне ездить и увидел… что не всё безнадёжно. Я и в Ангелину с Вадимом сразу буквально влюбился потому, что они ребёнка взяли. В таких людей сложно не влюбиться, мне, во всяком случае…
- Как жаль, что в твоём детстве не нашлось таких…
- Жаль… Я очень ждал. Мне всё казалось, что меня просто потеряли и что она… моя мать… обязательно вернётся… Но ты не грусти, Сашенька, у меня жизнь удачно сложилась, я счастливый человек. А ты права, конечно, хороших людей всё же больше, чем плохих. И мне на них всегда очень везло. Теперь вот и ты… - он остановился, повернул её к себе лицом и тихо погладил по щеке, волосам.
Саша не отстранилась, а наоборот чуть подалась за тёплой ладонью, глядя в его грустные карие глаза. Ей представилось, как когда-то, много лет назад, маленький брошенный мальчик с тёмными-тёмными глазами ждал свою маму и верил, что она всё же придёт… Но не дождался.
- А семья? Почему же ты не женился до сих пор?
- Я собирался. А потом выяснилось, что невесте моей брошенные дети… противны. Она, Алла, один раз согласилась со мной в детский дом поехать. Лучше бы я этого не видел… У меня было ощущение, что она дыхание задерживала, когда дети к ней подбегали. Будто бы они грязные и заразить могут целым списком болезней…
- Тебе, наверное, показалось. Этого просто не может быть. Женщины всегда очень жалеют детей…
- Не всегда, - резко дёрнул головой Виталий и взгляд его заледенел, - не всегда… Алла тогда вышла из корпуса и побежала руки снегом протирать. А потом ещё и полпачки влажных салфеток в машине извела, пока не успокоилась… Ну… Как-то так вышло, что на этом всё и закончилось. Она кричала, правда, плакала, всё спрашивала, почему я её бросаю. А я ей рассказал, что тоже детдомовский, раньше как-то разговор не заходил… Не поверила, думала, вру. Всё повторяла: «Не может быть, ты же такой успешный, ты же такой богатый!»
То есть все детдомовцы, по её мнению, третий сорт, а то и вообще брак.
С тех пор я сразу говорю, что детдомовец. Чтобы никаких недоразумений и напрасных надежд.
- Но мне же не сразу…
- А я в тебе не сомневался. Мы же где встретились? У кроватки отказничка. И я видел, какими глазами ты на Полиночку смотрела.
Москва, 1993 – 2002 годы. Александр Эмерих (1)
Больше всего на свете Саша Эмерих хотел детей. Он, никогда не имевший ни сестры, ни брата, представлял себе, как это здорово, когда в семье несколько детей. И мечтал, чтобы в доме было шумно и весело, чтобы маленькое, уверенное в своей исключительности чудо по утрам врывалось в родительскую спальню, пыхтя перелезало через него и плюхалось в серединку, требуя любви, ласки и игр. А потом чтобы появилось следующее чудо и, может быть, ещё одно. Он, Саша, был уверен, что станет своим детям хорошим отцом.
Но прошёл год со дня их с Татьяной свадьбы, а в их жизни ничего не изменилось. Доктор Эмерих всё понимал и знал, что в таких случаях непременно следует обратиться к специалистам. Он поговорил с коллегами, и ему посоветовали одного, пожилого и очень опытного. Саша сначала, не желая лишний раз травмировать жену, съездил к нему один. Доктор посоветовал начать обследоваться самому. Александр сдал все необходимые анализы и убедился, что здоров. И лишь после этого он всё же решил поговорить с Татьяной.
Она восприняла его предложение проконсультироваться со специалистом не просто в штыки, а ещё и устроив образцово-показательную истерику. Но это он много позже понял, что истерика была постановочной, а тогда увидев такое впервые, страшно испугался, стал бегать вокруг рыдающей и катающейся по полу жены и уговаривать её, и утешать. И так растерялся, что даже забыл, что он вообще-то врач и прекрасно знает, как приводить в чувство истеричных пациентов.
Татьяна успокоилась нескоро. Перестав биться и кричать, затихла, забилась в угол и смотрела на него оттуда с тоской. Саша почувствовал себя последней сволочью, но всё же спросил, сев рядом с ней на пол: