Она говорила с трудом. Так было с ней только однажды в жизни, когда, ещё учась в школе, она очень сильно заболела и лежала в бреду, а мама сидела над ней днём и ночью и боялась отойти. И вот тогда, очнувшись через два дня, она говорила именно так: через силу, будто жизнь уже уходит, уже почти ушла из неё.
- А я ведь на других думала!.. Почему?! Ну, почему же ты маньяк?! – еле слышно прошептала она и села на обледеневшую лавочку, так глубоко ушедшую в снег, что колени Саши оказались почти на уровне лица.
Виталий глубоко вздохнул, опустился рядом и покачал головой:
- Ты не права – я не маньяк. И ты права – да, я виноват в их смертях… С Олесей и Машей я был знаком. Это верно. Только третью, как её, Наташу, что ли, я не знал почти, не успел с ней толком познакомиться. Она куда-то исчезла.
- Но раз не маньяк, тогда за что ты их? Я не понимаю, я совсем ничего не понимаю. Неужели я так абсолютно, так фатально не разбираюсь в людях?! Ты же такой умный, добрый, славный…
- Я просто не смог пройти мимо, - горько ответил он и посмотрел вдаль, через реку.
- Мимо чего?! – взвилась Саша. – Они что, государственные тайны на Запад продавали? Или наркотой приторговывали? Или открыли притон? Или занимались продажей органов? Или… - Она задохнулась от эмоций и замолчала на миг.
- Ты почти права, Саня. Они… Вернее, она, Олеся…
- Что?! Что, Олеся?! – Саша понимала, что надо помолчать, выслушать, но не могла остановиться. - Она, знаешь, какая была? Весёлая, добрая, да, резковатая немного, но очень, очень хорошая. Она собак любила. Однажды подобрала щенка на улице, грязного, больного, блохастого… Олеся его вылечила, ночами с ним сидела. Потом этот щенок у них долго жил, превратившись в здоровущую псину, и вот только недавно умер от старости. А Олеська за ним до последнего ухаживала!..
- За собакой ухаживала, а родного сына бросила, - глухо прервал её Виталий.
Саша осеклась на полуслове и безумными глазами уставилась на него:
- Что-о?! Какого такого сына?! Что ты несёшь, Виталь? У неё не было детей!
- Ты знаешь, Санечка, как тесен, как невероятно тесен наш мир? – Виталий говорил еле слышно, будто спазм сжимал горло и не давал звукам вылетать. – Прошлой зимой, в конце февраля, я приехал к нашей Валентине Павловне, привёз лекарства, которые были им срочно нужны, ну, и всего остального, по мелочи. Валентину Павловну не застал. Она была в инфекционном корпусе, а мне очень надо было с ней поговорить. Вот я и бродил по парку, ждал, когда выйдет. И услышал…
Московская область, февраль 2002 года. Виталий Незнамов
На скамейке за корпусом роддома сидела полная девушка, две другие стояли рядом. Все трое курили, и Виталий с неудовольствием покосился на них: он не любил курящих женщин. Была оттепель. Ноги вязли в сыром снегу, и ему пришлось, неловко балансируя, пробираться по доскам, накиданным чьей-то заботливой рукой через огромные лужи, разлившиеся между корпусов. И никуда с этой шаткой тропы он деться не мог. Так и шёл, чувствуя себя канатоходцем без страховки и невольно слыша слишком громкий разговор девиц.
Одна из них, рыхлая брюнетка, равнодушно спросила, глядя куда-то в сторону и выпуская кольца дыма из неровно накрашенного рта:
- То есть ты уже точно решила, Олесь?
- Я тебе об этом ещё пять месяцев назад сказала, как только узнала, что залетела! – раздражённо ответила ей сидящая на скамейке. – И нечего меня отговаривать!
- Да кто тебя отговаривает?! Мы с тобой полностью согласны. Если б ты решила его оставить – тогда б отговаривали. А сейчас зачем? Молодца, всё верно решила, – примирительно проговорила третья, химически кудрявая и пергидрольно блондинистая. Её ярко-белёсую голову Виталий увидел ещё издалека. – Правильно ты делаешь. Кому ты будешь с довеском нужна? И так-то вон никто не клюёт… Скоро в тираж выходить, а так никого и не охомутала.
- Ну, спасибо, Овражкова! – возмутилась та, которую называли Олесей.
- Всегда, пожалуйста, - огрызнулась девица.
- Да ладно, Маш! Сама такая же, - примирительно буркнула брюнетка и выпустила в тоскливое февральское небо длинную струю дыма.
- И ты тоже, Наташка.
- И я тоже, - легко согласилась та, - сейчас разговор о другом. Короче, от пацана ты стопудово отказываешься?
Виталий, который благополучно добрался до более-менее твёрдого берега, услышав об отказе от ребёнка, замер и тихо встал за толстым стволом ближайшей сосны. Теперь он слушал уже специально. И не мог уйти.
- Да, - поморщилась Олеся, - лучше б, конечно, аборт сделала. Уже бы полгода назад была свободна, а тут помучиться пришлось. Да кто ж виноват, что почти до четырёх месяцев никаких признаков не было? Я и подумать не могла.
- Да слышали уже мы эту песню, Ермохина, знаем. Не заводи снова…
Пергидрольная блондинка наклонилась и вытащила из пакета, стоящего у неё между ног, три бутылки пива:
- Хотите, девы?!