Непридуманные истории

– Нет, – сказала мама, – мужики периодически появляются, но долго ее характер не выдерживают и сбегают.

– Пока у нее есть мужик, и нам хорошо, – сказала Мария Ефимовна, – а когда уходит, в нее будто бес вселяется, никому житья не дает.

– Да что мы о ней? Давайте лучше о нас, – предложила мама. – Маргарита, расскажи лучше о себе. Как ты в наших краях оказалась?

– От мужа и свекрови сбежала, – сказала Маргарита Михайловна, – чтобы руки на себя не наложить.

– Все настолько плохо было? – не поверила Мария Ефимовна.

– Плохо – не то слово! Хуже некуда, – подтвердила Маргарита Михайловна, и начала свой рассказ.

После окончания института меня направили работать в небольшое село. Там я и встретила Васю, свою любовь. Он красивый, играет на гармошке, очень тихий и добрый. Работал к колхозе трактористом, и был у матери один. Начал за мной ухаживать, и через год мы поженились. Я со съемной квартиры переехала жить к ним в дом. Сначала все было хорошо, можно сказать, что он меня на руках носил. И свекровь ко мне, вроде бы, неплохо относилась. А потом что-тот резко изменилось. Оказалось, что я лентяйка, бестолковая и неумеха, ничего не умею делать, и все делаю не так. Даже полы не так мою. Свекровь берет тряпку, и после меня перемывает. И перемывает не тогда, когда сына нет дома, а только тогда, когда он приезжает домой. И приговаривает: «Вот взял в жены криворукую, теперь больной матери все за ней приходится переделывать». Или приготовлю я борщ. Налью его в обед мужу, он кушает и нахваливает: «Ну очень вкусно. Такого вкусного борща я никогда не ел». А мать подходит, забирает у него миску с борщом, и выливает его в помойное ведро.

– Не кушай его, – говорит, – он пересолен. Я тебе супчик сварила. Эта неумеха ничего нормально сделать не может.

На ровном месте ко всему начала придираться. Шагу нельзя было ступить, чтобы упреки не услышать. Приду со школы, быстренько покормлю домашнюю живность, и только сажусь проверять тетрадки, как сразу слышу: «Опять расселась, лежебока. А у поросят кто будет навоз вычищать?» Я оправдываюсь, говорю, что у них чисто, только вчера там вычистила. Но это раздражает ее еще больше, и она кричит на меня так, чтобы и соседи слышали. Чтобы прекратить эти крики, приходится бросать непроверенные тетрадки, брать в руки вилы и идти в хлев. Вот в таком дурдоме я прожила еще полгода.

А муж как будто ничего этого и не замечал. Со мной был нежным и ласковым, но и матери не перечил. Когда я начала ему жаловаться на свою жизнь, он меня успокаивал: «Не обращай внимания. Мать наверно немного ревнует. Пройдет немного времени, и она успокоится». Но свекровь и не собиралась успокаиваться. С каждым днем моя жизнь становилась все хуже и хуже, и, наконец, она стала просто невыносимой. Тогда я и предложила мужу снять комнату, и пожить отдельно от свекрови. Но он не согласился, сказал, что не может оставить одну больную и старую мать. Видимо, и матери он об этом рассказал, потому, что после этого, она стала относиться ко мне еще хуже. Житья мне совсем не стало.

Когда она в очередной раз обозвала меня последними словами и отправила в сарай убирать навоз, я села там на табуретку и горько заплакала. Первый раз я плакала от горькой обиды, и не знала, как мне жить дальше. И тут мой взгляд упал на веревку, висевшую на стене сарая. Я, ни о чем не думая, как в тумане, взяла эту веревку, сделала на конце петлю, перебросила ее через балку сарая и привязала. Потом поставила табуретку под петлей, залезла на нее, и надела петлю на шею.

– Пусть живут без меня и радуются, – подумала я.

И только хотела спрыгнуть с табуретки, как до меня в другом свете дошел смысл того, о чем я подумала.

– А ведь она действительно будет радоваться моей смерти. – осознала я. – Нет! Такой радости я ей не доставлю!

Я сняла с шеи петлю и спрыгнула с табуретки на пол. Вечером еще раз предложила мужу съехать от матери, но он категорически отказался.

– С мужем я развелась и уехала работать сюда, подальше от тех мест, – закончила свой рассказ Маргарита Михайловна.

Я сидел на своей табуретке возле тумбочки и уже давно ничего не рисовал. Даже про конфеты и печенье позабыл.

– Как же хорошо, что она не спрыгнула с табуретки с петлей на шее, – думал я, – она ведь такая молодая и красивая. А муж у нее был тряпкой, не мог за жену заступиться.

По дороге домой мама и Мария Ефимовна продолжали обсуждать рассказанное Маргаритой Михайловной, а я плелся позади них, и тоже думал о бедной Маргарите Михайловне. Думал и о том, что когда вырасту, я никому не дам в обиду свою жену.

Хряк