Мы выполняли приказ: зайти в тыл к немцам и уничтожить два гарнизона. В начале войны немцы ночью обычно спали, наступали только днём. Считали, видимо, что ночной отдых способствует здоровому образу жизни. Ну, а мы защищали родную землю, и нам было не до здорового образа... Ночью мы уничтожили один гарнизон. Операцию закончили в четыре утра, а в это время уже светает. Пришлось дневать в лесу, прежде чем истребить и второй гарнизон. И эта операция прошла успешно. Только появились раненые. Перевязали их, двинулись обратно.
Вдруг с правого фланга подходит мужчина лет шестидесяти пяти и рассказывает, что в пустой деревне (жители её покинули при наступлении врага) находится фашистский отряд. Посовещались мы и решили отправить раненых под надёжной охраной в санчасть, а остальным пойти на новое задание по своей инициативе. Отряд немцев оказался небольшой, и справились мы с ним относительно легко. Нужно было возвращаться. Операция длилась больше запланированного времени, сухой паёк кончился сутки назад. Мы были очень голодны. Во взятом нами блиндаже рядом с деревней были остатки пищи фашистов. Но как мы ни хотели есть, никто из нас не смог заставить себя воспользоваться объедками врага. А ничего другого не было.
Возвращались к части, брезжил рассвет. Как есть-то хотелось! Почувствовали запах кухни и уже представляли, как будем уплетать кашу за обе щеки. Но запах каши так и остался запахом. Навстречу вышел лейтенант Галясный с остатками своего подразделения: «Вам и нам командование приказало выбить немцев из деревни Катково!» Остатки обеих рот пошли в бой, для большей части моих друзей ставший последним.
Мирных жителей в деревне не было, наши снайперы успешно сняли часовых, которые охраняли спящих врагов. Мы брали один дом за другим, уничтожая фашистов. После первых выстрелов сладкий сон немцев и их «здоровый образ жизни» потерпели крушение. Началась ожесточённая перестрелка. На моих глазах гибли товарищи. Приказ был почти выполнен, только из последнего дома строчили немецкие автоматы. Крайне необходимо было уничтожить врага в той избе...
Я подполз к дому под огнём. Страха не было, я полз и думал только о том, чтобы не ранили раньше времени, чтобы успеть поразить врага. Почему-то был уверен, что не погибну: я уже писал, что с детства чувствовал над собой покров. Может, это были молитвы родных и близких, может, мой маленький ангелочек, братишка Вова, молился обо мне. Но покров этот я ощущал точно.
Правда, в тот раз было предчувствие, что ранят. Я воевал практически без единой царапины, а вокруг гибли и получали увечья товарищи. И вот, перед этой операцией я, как обычно, прочитал про себя молитвы и приложился к образку моего любимого святого — Николая Чудотворца. Образок у меня всегда был с собой в нагрудном кармане, рядом с фотографиями родных. И вот, хотите верьте, хотите нет, я почувствовал опасность. И подумал: ранят, наверное.
Я подполз к тому дому прямо-таки чудом, потому что огонь был шквальный, автоматные очереди из всех окон. Ребята лежали — головы не поднять.
А я ползу себе и удивляюсь: как заговорённый — пуля не берёт. Ну, думаю, ещё немножко, помоги, Господи! Давай, Иван крестьянский сын, защищай родную землю! Дополз до окна и бросил гранату внутрь.
Ударило меня что-то в левое плечо, как обожгло. Да с такой силой, что отбросило от дома. И потерял я сознание. А в доме несколько немецких автоматчиков погибло, но кто-то остался недобитым. Меня попытался оттащить в безопасное место боец пятой роты. Но был убит. Вечная ему память! Имя его не удалось узнать.
Я потом думал, что я великий должник этого человека! Теперь нужно столько добра сделать, столько пользы людям принести! Чтоб не зря, значит, он собой-то пожертвовал! Вот так и живу теперь, совсем как в песне: за себя и за того парня.
Я пришёл в сознание, когда ко мне подполз боец нашей четвёртой роты
Ефим Фёдорович Пепеляев. Он был учителем из деревни Сергино Нытвенского района. Перетащил он меня в канаву, но сам при этом был ранен в правую лопатку. И наконец, друг мой, Алексей Иванович Белкин (живёт сейчас в Соликамске), перетащил меня через дорогу, поднял и помог идти. Ребята к этому времени завершили операцию.
Я пришёл в себя, мне перевязали плечо. Кровопотеря была сильная. И пошёл я, поддерживаемый другом, покачиваясь от слабости, пешком. Живой! А надо было идти два километра по тропинке к полевому госпиталю.
У палаточного госпиталя мы с Белкиным расстались. Он — обратно в часть, а мне в одной из палаток сделали настоящую перевязку, сестричка всыпала три укола подряд. Врач наложил гипс на левую руку и плечо со словами: «Ну вот, самолёт готов, только крыло одно». И сразу после его слов раздались взрывы. Налетели на госпиталь три фашистских бомбардировщика, и над нами нависла смертельная опасность страшнее прежней.