Неприятная профессия Джонатана Хога

– Прошу вас, – сказал Фиппс, снова нырнув в недра своего портфеля.

– Благодарю вас, сэр. А теперь, если кто-нибудь из вас будет столь добр, чтобы убрать это, – заметил он, указывая на Рэндалла, – то мы практически готовы.

Тут же полдюжины рук передвинули Рэндалла на дальний край стола. Принтемпс склонился над Синтией, держа в руке пузырек.

– Секундочку, – вмешался Стоулз.

– Я хочу, чтобы они оба поняли, что происходит и почему. Миссис Рэндалл, – продолжал он, вежливо склонив голову, – надеюсь, в нашем кратком разговоре я недвусмысленно дал вам понять, что Сыновья Птицы не потерпят вмешательства в свои планы таких, как вы с вашим супругом. Вы ведь это ясно поняли, не так ли?

– Да, я вас поняла, – ответила она. Но в глазах ее чувствовался вызов.

– Отлично. Следовательно, нам с вами понятно, что ваш супруг не должен больше иметь ничего общего… с некоей третьей стороной. Для обеспечения этого мы разделим вас на две части. Ту, которая позволяет вам жить – вы называете ее душой, – мы извлечем, поместим в пузырек и оставим у себя. Что же до остального, то ваш супруг может держать это у себя в качестве напоминания о том, что ваше истинное «я» находится в руках у Сыновей Птицы. Вы меня понимаете?

Она проигнорировала его вопрос. Рэндалл попытался ответить, но понял, что гортань снова подвела его.

– Послушайте, миссис Рэндалл: если вы хотите снова увидеть своего мужа, то должны полностью подчиняться нам. Он больше никогда не должен – под страхом вашей смерти – видеться с клиентом. На тех же самых условиях, он никогда не должен упоминать о нашем существовании и о чем-либо с этим связанном. Если он нарушит эти условия – поверьте, ваша смерть будет исключительно занимательным зрелищем.

Рэндалл попытался воскликнуть, что он пообещает ради ее спасения все, что угодно, но голос, как и раньше, изменил ему. Стоулз явно решил сначала заслушать Синтию. Она отрицательно покачала головой:

– Он поступит так, как считает нужным.

Стоулз улыбнулся.

– Отлично, – сказал он. – Именно такого ответа я и ждал. А вы, мистер Рэндалл? Вы нам обещаете?

Он хотел сказать «да», но Синтия глазами сигналила ему: «нет». По выражению ее лица Рэндалл понял, что говорить она снова не в состоянии.

Но по ее глазам он мог ясно прочитать, как по губам: «Это просто трюк, Умник. Ничего не обещай!»

Он молчал.

Фиппс ткнул ему пальцем в глаз.

– Отвечай, когда тебя спрашивают!

Рэндалл заморгал поврежденным глазом, чтобы по-прежнему видеть Синтию, и, увидев, что на лице ее одобрительное выражение, продолжал молчать.

Наконец Стоулз сказал:

– Ничего страшного, джентльмены, давайте продолжим!

Принтемпс сунул пузырек Синтии под нос и подержал у ее левой ноздри.

– Давай! – велел он. Кто-то еще резко нажал на ее нижние ребра так, что дыхание ее прервалось. Она застонала.

– Тедди! – сказала она. – Они разрывают меня на ча…

Процесс повторился. Только на сей раз пузырек был поднесен к другой ноздре. Рэндалл почувствовал, как ее рука в его руке медленно разжимается. Принтемпс убрал пузырек, зажимая горлышко большим пальцем.

– Давайте воск, – бросил он. Запечатав пузырек, он передал его Фиппсу.

Стоулз ткнул пальцем в большое зеркало.

– Верните их назад! – велел он.

Фиппс лично наблюдал за переправкой Синтии сквозь зеркало, затем повернулся к Стоулзу.

– А мы не можем сделать ему что-нибудь, чтобы он запомнил нас? – спросил он.

– Как угодно, – равнодушно отозвался Стоулз, вставая, – только постарайтесь не оставлять следов.

– Отлично! – улыбнулся Фиппс и наотмашь ударил Рэндалла по лицу, да так, что у того зашатались зубы. – Мы будем крайне осторожны!

Большую часть времени он пребывал в сознании, хотя раз или два отключался, но только с тем, чтобы прийти в себя от еще более сильной боли. Фиппсу, видимо, удалось разработать какой-то свой новый способ мучить человека, и через какое-то время Рэндалл перестал понимать, что происходит.

Он находился в небольшой комнатке, полностью зеркальной – все четыре стены и потолок. Его отражения бесконечно повторялись во всех направлениях, и каждое отражение было им самим; причем отражения явно ненавидели его, но деться от них было некуда. «Дай ему еще разок!» – кричали они – кричал он сам – и ударил себя крепко сжатым кулаком в зубы. Они он? – захихикали.

Они надвигались на него, а он не мог от них убежать. Мышцы не слушались его, хотя он изо всех сил пытался их напрячь. А все потому, что он был прикован наручниками – прикован к тренажеру. Глаза у него тоже были завязаны, а наручники мешали снять повязку. Но он во что бы то ни стало должен был держаться – Синтия находилась на самой вершине, и он должен был до нее добраться.

Вот только у тренажера с бегущей дорожкой нет никакой вершины.

Он страшно устал, но каждый раз, когда он замедлял бег, они били его. И ему приходилось считать шаги, в противном случае вся процедура теряла смысл, – десять тысяч девяносто один, десять тысяч девяносто два, вверх-вниз, вверх-вниз, – если он только мог видеть, куда направляется.

Он споткнулся, кто-то ударил его по затылку, и он рухнул лицом вниз.