Сбегал на двор, нашел туалет, потом умывальник. Вернулся. Бойцов отпустил. Мстислав проснулся, попытался со сна потянуться и застонал от боли в послеоперационном шве.
Его ощущения я не стал убавлять, ни тем более убирать, а то он мне от юношеского усердия весь кетгут порвет. Положено лежать спокойно, вот и лежи, не возись лишка.
– Это меня косолапый так изорвал? – спросил князь, – господи, болит-то как…
– Не надо тянуться и пытаться вставать. Шов, который мы вчера с боярином Богуславом наложили, разойтись может. Опять кишки наружу полезут. Княгиню Кристину от своего излишнего усердия вдовой можешь оставить.
Мстислав заинтересовался.
– А чего она тебе вчера по-немецки говорила? Чего-то прощу или чего еще?
Кристина не хотела, чтобы Мстислав ее речь понял. Навру сейчас чего-нибудь похожее. Кое-что князь все-таки понял. Поймает на вранье, отговорюсь, мол немецкий язык плоховато знаю.
– Сказала – если помирать будешь, передать тебе, чтобы простил ее за дикую ревность.
– Ну, у нее был повод. Задрал я как-то симпатичной дворовой девке сарафан на голову, а Кристинка возьми, да и зайди, как на грех. Три дня бесилась, аж хотела к батюшке в Швецию вернуться. Еле удалось уговорить остаться.
Не поймал лекаря на вранье!
– А что это такой степенный боярин, как Богуслав, взялся меня ушивать?
– Один я не справлялся, слишком рана была велика, помощник был нужен.
– Он же сроду никого не лечил!
– Зато голова светлая, и рука крепкая – не подвел.
– Всю жизнь его знаю, у него ума палата, надежнейший человек. Отец и послал его со мной, чтобы он за мной, недорослем, первые годы приглядел. Одно слово – воевода. Я с ним поругался вчера, уж очень он за порядок радеет, а результат? Богуслав дома остался, а я едва уцелел, теперь тут вот неизвестно сколько пролежу.
– Объясни мне князь, что это за охота такая – по овсам? Я всю жизнь думал, что на медведя только зимой охотятся, из берлоги его поднимают.
– Ходят на него и в начале осени, когда овес уже поспел, а убрать еще не успели. Потапыч идет наесть жир на теле, чтобы спокойней в берлоге было почивать, да лапу сосать.
Появился Богуслав. Завтрак был уже готов. Я жестко обозначил свою позицию.
– Князю несколько дней надо полежать. Я буду приходить поглядывать. Когда присесть можно будет – скажу. Сегодня сгоняю на рынок, заказать надо кое-что для лечения.
– Тиуна может вместо тебя послать? Есть толковый, купит.
– Этого на вашем базаре не купишь. Я такую штуку в очень далеких краях видел. А он, не зная, мастеру, как это сделать, не объяснит.
Боярин понятливо покивал – твои мол, дальние края неведомо, когда появятся.
– Мы чем можем помочь?
– У меня в кармане ни копейки. Нужен толковый человек, чтобы задаток дать, а потом сделанное забрать.
– Сам с тобой пойду – подытожил Богуслав. – Хочешь, чтобы хорошо получилось – сделай это сам.
– А пока мы поесть уйдем, надо, чтобы за князем пара мужиков приглядела, – не дай бог, поднимется.
– Да куда уж мне, – проговорил Мстислав, – и так еле лежу.
Мы пренебрегли его речами, и стали столковываться между собой.
– Опять дружинников дать?
– Им государь может просто приказать. Нужны люди, чтобы слушались только тебя, а на приказы князя не обращали никакого внимания.
– И тебя пусть тоже слушают.
– Пожалуй, – кивнул я.
– Без меня, меня и женили! – обиженно заметил князь.
Но и на это его высказывание отклика не последовало.
– Я сейчас махом обернусь – пообещал Богуслав и отбыл.
– Интересно, а что там на завтрак? – заинтересовался Мстислав, – со вчерашнего обеда во рту маковой росинки не было, жрать охота не по-детски.
И-эх, князь, не мылься, бриться не придется! – подумалось мне.
– Сегодня есть еще нельзя, – обозначил я вслух свою гадкую медицинскую позицию. – Придется до завтра потерпеть.
– Но я же хочу!
Сюсюкать, типа, обидели князюшку, не тащат жранину, было некому.
– Сожалею! – в стиле офицеров царской армии кивнул я головой. Эх, каблуков жалко нет, прищелкнуть бы этак пятками!
– Я приказываю!
Пугливых близко тоже не оказалось. Ты приказываешь, мне наплевать. Я пока тут первый после Бога, глубокоуважаемый Мстислав Владимирович, наследник рода Мономахов.
– Придется потерпеть. И пить можно будет только после обеда.
– У меня губы пересохли! И во рту все свело!
– Так положено.
Опять кивок, опять щелчок. На дальнейшие его неразумные выкрики: «Да кто это положил! Я тут хозяин!» – просто не обращал внимания, включив в голове для прослушивания «Болеро» Равеля.
Наконец пришел Богуслав с двумя подручными. Взгляды орлиные, рожи зверские – то, что надо. Эти приглядят, как нужно. Видимо, были уже проинструктированы боярином, потому что сразу, без лишних вопросов, сели в головах князя и стали бдить за попытками встать.
Неожиданно ворвалась Кристина. Она бросилась к мужу, схватила его за голову и принялась целовать.
– Твой жить! Твой видаль! Яа альсц дигэй!
Русский язык, выученный еще слабовато, от волнения дал трещину. Оранжевый огонь любви пылал на ее груди ярчайшим шведским маяком.