– Дорого?
– На ваши деньги рублей за пять.
– Но ты же их носишь! Значит и как сделать понимаешь. Позвать мастеров, объяснить, глядишь чего и сделают. Они у нас ловкие!
Я вздохнул. Сталкивался с этим и в прошлой жизни. Есть люди, которым кажется, что увидеть и сделать – это одно и то же. Посидел рядом с водителем, значит нечему учиться в автошколе – садись и езжай! Будем бороться.
– А тебе хотелось бы, чтобы повозка сама без лошади поехала?
– Конечно, – недоумевая к чему я клоню, ответил Богуслав.
– А дом на колесах чтобы полетел?
– Да не бывает всего этого!
– У вас нет. А в наше время я каждый день на работу на этих повозках ездил, и по воздуху не раз летал. И что ты думаешь, рассказываю я об этих чудесах вашим умельцам, а они эти диковины одну за другой из всякой подручной дряни лепят? Ты о часах сейчас ровно столько, сколько и мы знаешь, иди делись знаниями с местными мастерами. Что получится в итоге, мне покажешь. У вас еще и болтов-то с гайками, и тех еще нет. А они проще часов в сотни раз.
Боярин сидел понурясь. Мечта рухнула, не успев даже толком опериться.
– Наплюй. Всякому овощу свое время. И, как у нас говорят: выше головы не прыгнешь.
– Да и у нас толкуют так же. Но чертовски обидно! Вот она вещица, а добыть ее никак нельзя!
– Очень много у нас вещей, без которых мы свою жизнь и не мыслим, а у вас их нету. Можно об них и поболтать на досуге. Но сейчас нас очень голодный государь уже, наверное, клянет последними словами, заждался небось. Кроме каши, возьмем князю кусок ситного хлеба, он понежнее ржаного будет, и кувшинчик отвару, что мы с тобой пили. И, само собой, пусть тащат в опочивальню миску, ложку и кружку. Можно и соль прихватить, только чистую, без перца. Острое пока нельзя.
Дворецкий махом нагнал людей, они ухватили все нужное, и мы с добычей отправились назад в опочивальню. Кристина уже сидела возле Мстислава и гладила его по руке. Увидев нас, князь почему-то сразу забыл о своей любви и стал кричать:
– Вы куда делись? Почему так долго? Я тут обождался весь!
– Зато все разом принесли – степенно пояснил Богуслав.
– Давайте, давайте скорее! – и жалобно: – а мясца нету?
Повар, который у стола накладывал кашу, укоризненно покачал головой, типа, эх я же говорил!
– Тебе, государь, пока нельзя, – вмешался я, – пройдет все хорошо, завтра будем пробовать мясную еду.
– Это ты так думаешь! А я мыслю иначе!
Как же, как же, ехидно подумалось мне, нашелся владелец и держатель истины! В общем, фу-ты ну-ты, лапти гнуты! Вслух сказал:
– Я, князь, не думаю, я точно знаю. Если возьмешься распоряжаться своим лечением, мне лучше сразу уйти и больше не появляться. И будь что будет!
– Вот уж, и спросить нельзя…, – пошел на попятную Мстислав.
– Тогда давай садиться!
Радость полыхнула в глазах князя. Я встал и подал ему ладони.
– Держись крепче.
Мстислав ухватился крепко – силушкой молодца бог не обделил.
– Я сейчас тебя за руки потяну, и ты сядешь. Гляди живот не напрягай!
Все прошло гладко, сели махом. Боярские дружинники, может, подняв государя за плечи исполнили бы это и в более лучшем виде. Был бы к лежачему доступ с двух сторон, я бы не колеблясь выбрал этот метод посадки, но подсовываться двоим с одной стороны – это было бы неудобно и чревато неприятными неожиданностями.
Князь поедал кашу торопливо, аж причмокивая от вожделения. Что-то я, даже после пятидневной голодовки, так не ел. Опыт появился у меня в период повального увлечения русского народа лечебным голоданием. Хлеб государь тоже грыз с усердием изголодавшегося зимой волка.
– Ладно, хватит – сказал я, убирая тарелку и отнимая у Мстислава остаток хлеба. – Надо, князь, в другой раз кушать помедленнее, больше пользы будет.
– Я буду кормиль в другой раз! – царственно «заявиль» скандинавская супруга государя.
– Конечно, но не раньше, чем я скажу! Сейчас уйду, в нужный момент приду – было сказано мной сначала по-шведски, затем для боярина по-русски, – тогда же и сядем. Если поторопитесь, будет гораздо хуже, в этом я вас клятвенно заверяю! Ваш муж будет сильно просить, не поддавайтесь! Можете остаться вдовой!
Последние две фразы прозвучали уже только на родном языке княгини. После чего я откланялся и ушел к себе.
Только завалился на кровать, ворвалась разгоряченная и взволнованная Забава.
– Погорели! Вся наша улица сгорела! – и бойко затараторила о том, как полностью выгорел дьячок и как убивается дьячиха.
Я присел. Час от часу не легче! Не понос, так золотуха. Опять придется переезжать. Эти прыжки по Новгороду уже так утомили, что прямо спасу нет! Ладно, пора вникать в новую жизненную коллизию.
– Что у нас сгорело?
Конечно, скорее всего ответ будет краток – все! – но тешила душу сладкая надежда об уцелевшей где-нибудь на задворках поленнице дров. Забава запнулась.
– У нас? У нас ничего…
– Потушили, что ли сходу?
– У нас и не горело вовсе.
Я не понял, как это может быть. Дом дьячка стоит от нашего не вот что уж очень далеко, а головни при пожаре летят черте-куда.
– Бог помог?