Неприятности – мое ремесло

Он и впрямь был очень толст, куда до него Анне Халси. Лицо, размером с баскетбольный мяч, сохраняло приятную розовость даже сейчас. Толстяк стоял на коленях, опустив большую голову между острыми краями тумб, из-под левой руки, лежавшей на полу, виднелся клочок желтоватой бумаги. Пальцы были растопырены, как могут быть растопырены пальцы толстяка, между ними и торчал тот клочок. Казалось, что его расплющило, вдавило в пол, но на самом деле на коленях толстяка удерживал собственный вес. Тело упиралось в огромные бедра, толщина которых не давала ему рухнуть на пол. Чтобы опрокинуть его навзничь, потребовалась бы пара крепких фулбеков. Не слишком хорошая идея. Я дал себе время отдышаться и вытер пот на затылке, хотя день стоял не жаркий.

У него были седые коротко стриженные волосы и шея, количеством складок напоминавшая гармошку. Ступни маленькие, как часто бывает у толстяков, в сияющих черных туфлях, сдвинутые рядом, изящные и отвратительные. На нем был черный пиджак, который нуждался в чистке. Я наклонился над толстяком и зарылся пальцами в бездонных складках шеи. Где-то там должна быть артерия, но я ее не нашел. Впрочем, старался я зря. Между жирными коленями на ковре расширялось пятно…

Встав на колени, я поднял с пола пухлую руку и вытащил клочок желтоватой бумаги. Пальцы были холодными, но не ледяными, а мягкими и слегка липкими. Листок вырвали из блокнота. Было бы чудесно, если бы толстяк успел что-нибудь написать, но нет. Бессмысленные загогулины, не слова, даже не буквы. После того как в него выстрелили, он попытался что-то накарябать – возможно, толстяку даже казалось, что ему удалось, – но на бумаге остались одни каракули.

Затем он сполз вниз, все еще сжимая клочок бумаги в руке, прижал его к полу жирными пальцами, держа в другой руке толстый карандаш, вдавил неподъемное туловище в массивные бедра и умер. Джон Д. Арбогаст. Эксперт по сомнительным документам. Приватность гарантируется. Еще как гарантируется. Он трижды сказал мне «да» в телефонную трубку.

И вот чем все кончилось.

Я вытер носовым платком дверные ручки, потушил свет, захлопнул внешнюю дверь и ретировался из этого коридора, этого здания и этой местности. Насколько я мог судить, меня никто не видел. Насколько я мог судить.

3

Как и сказала Анна, отель «Эль-Милано» находился в доме номер тысяча девятьсот по Норт-Сикамор, занимая чуть ли не весь квартал. Я припарковался почти рядом с нарядным передним двориком и прошествовал вдоль бледно-голубой неоновой вывески над входом в подземный гараж. Спустился по пандусу с поручнями в яркое помещение, заполненное сияющими автомобилями и холодным воздухом. Опрятный бледнокожий негр в чистеньком комбинезоне с голубыми манжетами вышел из стеклянной будки мне навстречу. Его черные волосы лоснились, словно у какого-нибудь музыканта.

– Свободен? – спросил я.

– И да и нет, сэр.

– Там снаружи автомобиль, с которого неплохо бы стереть пыль. Плачу пятерку.

Не сработало. Мне попался не тот тип. Его каштановые глаза стали задумчивыми и отстраненными.

– Не многовато за то, чтобы стереть пыль, сэр? Возможно, вы хотите чего-то еще?

– Совсем немного. Автомобиль мисс Гарриет Хантресс здесь?

Он оглянулся. Я заметил, как его взгляд скользнул по канареечно-желтому кабриолету, неприметному, как сортир на парадной лужайке.

– Да, сэр, здесь.

– Мне нужен ее номер, а еще я хочу попасть туда, минуя вестибюль. Я частный детектив.

Я показал ему значок. Он посмотрел на него. Значок его не впечатлил.

Негр одарил меня кислейшей улыбкой:

– Для работающего человека пять долларов неплохая сумма, сэр. Но не настолько, чтобы я рискнул ради нее своим местом. Разница примерно как расстояние отсюда до Чикаго. Предлагаю вам сэкономить эту пятерку и попробовать войти в отель обычным способом.

– А ты парень не промах, – заметил я. – Небось, когда подрастешь, станешь высотой с пятифутовый шкаф?

– Я уже подрос, сэр. Мне тридцать четыре, я женат, и у меня двое детей. Приятного вечера, сэр.

Он повернулся на каблуках.

– Что ж, и ты будь здоров, – сказал я. – И прости, что от меня несет виски. Что возьмешь с простака из глубинки.

Я вернулся туда, куда мне следовало отправиться с самого начала. Мог бы догадаться, что пять баксов и значок не прокатят в таком местечке, как «Эль-Милано».

Негр, вероятно, сейчас звонил администратору.

Отель представлял собой белую оштукатуренную громадину в мавританском стиле с резными светильниками и финиковыми пальмами на входе. Вход располагался во внутреннем углу буквы «Г», к нему вели мраморные ступени под аркой, выложенной калифорнийской мозаикой.

Швейцар открыл мне дверь, и я вошел. По своим размерам вестибюль только немного уступал стадиону «Янки». Под бледно-голубой ковер, вероятно, подстелили резиновую губку. Он так пружинил, что у меня возникло праздное желание лечь и покататься по полу. Я подошел к стойке, облокотился и уставился на бледного тощего портье с такими тонкими усиками, что они поместились бы под ногтем. Приглаживая их, он смотрел поверх моего плеча на кувшин для масла из сказки про Али-Бабу, способный вместить тигра.