Неприятности – мое ремесло

– Меня зовут Икки Розенштейн, и мне крышка, если вы не возьметесь за мое дело. Угадайте, что я хочу.

– Еще чего. Сами все расскажете. Я не собираюсь вытягивать из вас информацию в час по чайной ложке.

– Ладно, я решил завязать с Синдикатом, да только боссам это пришлось не по нраву. У них ведь как: либо ты переметнулся в стукачи, либо загордился, либо выдохся. Я выдохся. Вот где все это у меня сидит. – Он коснулся рукой адамова яблока. – Я много чего натворил, но мокрых дел за мной нет. Только этим их не проймешь. Пошел против правил – отвечай. Подвели под моей жизнью жирную черту. Взяли на карандаш. Мне шепнули, что убийцы уже в пути. Я здорово сглупил. Решил отсидеться в Вегасе. Думал, они не станут искать у себя под носом. Да только они оказались умнее. Наверняка следили за мной в самолете, пока я летел в Лос-Анджелес, а значит, им известен мой адрес.

– Так смените его.

– Поздно, теперь от них не отделаться.

Я понимал, что он прав.

– Почему они не пришили вас сразу?

– Так дела не делаются. Профессионалы не торопятся. Знаете, как у них устроено?

– Более или менее. Один владеет скобяной лавкой в Буффало, другой – фермой в Канзас-Сити. Выглядит все очень прилично. Заказы получают из Нью-Йорка или еще откуда-нибудь. Садятся в самолет, всегда порознь, в кейсах – пушки. Одеты с иголочки, спокойные, уверенные в себе. С виду обычные адвокаты или бухгалтеры. А с кейсами сейчас кто только не ходит, даже женщины.

– В точку, приятель! Когда самолет приземлится, направятся прямо ко мне, но не из аэропорта. Сначала проверят – вдруг я успел стукнуть в полицию. У них свои ребята в муниципалитете. Допустим, копы дадут мне сутки, чтобы выметался из города. Не важно куда. В Мексику? Можно и туда. В Канаду? Уже лучше, но тоже не сахар. У них везде свои люди.

– В Австралию?

– А паспорт? Я четверть века живу нелегалом. Они не могут меня депортировать, если я чист перед законом, а Синдикат позаботится, чтобы все было шито-крыто. Допустим, засадят меня в тюрягу, но уже через сутки я выйду, а мои дружки будут ждать у крыльца, чтобы подвезти меня, да только не домой.

Я дымил трубкой, косясь на тысячную купюру. Я бы нашел ей достойное применение. На счете у меня было хоть шаром покати.

– Хватит ныть. Допустим – только допустим, – что я вас вытащу. Дальше куда?

– Есть одно местечко – мне бы только с крючка соскочить. Брошу свою тачку, возьму другую в аренду. Доберусь на ней до границы штата, там куплю подержанную, а на полпути до места – новую, последней модели. Сейчас сезон скидок. Меньше экономишь – меньше отсвечиваешь. В месте, куда я еду, легко затеряться, но там им меня не достать.

– Ясно, – хмыкнул я. – Уичита. Но и там все могло измениться.

– Не умничай, Марлоу. – Он нахмурился.

– А ты мне не указывай. Я сам себе хозяин. Если возьмусь, попробую честно отработать бабки. Только не зли меня, я могу и проболтаться. Если меня пришибут, положи на мою могилку красную розу. Только одну. Не люблю срезанных цветов. Но одну, так и быть, приму, как не уважить такого симпатягу. Ладно, когда прилетает самолет?

– Сегодня. Девятичасовой рейс из Нью-Йорка. Здесь будет около половины шестого вечера.

– А еще пересадки в Сан-Франциско или в Сан-Диего. И куча рейсов из обоих аэропортов. Без помощника не обойтись.

– Какого еще помощника?

– Не кипятись. Знаю я одну девчонку. Дочка начальника полиции, которого вышибли за честность. Такая не проболтается и под пытками.

– Не хватало впутывать в это девчонку! – сердито сказал Икки.

У меня отвисла челюсть. Я захлопнул ее и сглотнул.

– Подумать только, у тебя есть сердце.

– Такая работенка не для баб, – отрезал он.

Я взял со стола хрустящую тысячную купюру.

– Прости, расписок не даю. Незачем таскать в кармане бумажку с моей фамилией. Если повезет, работенка окажется не такой уж грязной. Не мне с ними тягаться, поэтому есть только один способ это провернуть. А сейчас выкладывай все, что знаешь: свой адрес, имена и приметы тех, кого подозреваешь.

Толстяк оказался малым наблюдательным. Вот только если Синдикат заподозрил, что он их засек, они могут подослать новых убийц.

Он молча встал и протянул мне руку. Пришлось пожать ее, но его замечание насчет девчонки сильно облегчило мне задачу. Рука была влажной. Он кивнул и молча вышел.

2

Это была тихая улочка в Бэй-Сити – таких почти не осталось. Сегодня, когда нет проходу от битников, невозможно перекусить в спокойном месте, чтобы певцы обоего пола с томными голосами (или, того хуже, электрический органчик) не выплеснули тебе в суп порцию любовного томления, сколь старомодного, столь и суетливого.

Маленький домик был аккуратен, как накрахмаленный передник. Зеленую лужайку недавно тщательно подстригали. Ровную дорожку не пятнали следы машинного масла, а изгородь выглядела так, словно над ней ежедневно трудился усердный парикмахер.

На белой двери висело кольцо в виде тигриной головы, под ним глазок и особое приспособление, позволявшее хозяйке разговаривать с гостем, не впуская его внутрь.

Я отдал бы в залог левую ногу, чтобы жить в таком доме. Боюсь только, мне это не грозило.