Неприятности на свою голову

– Они отрезали один квадратный сантиметр от увеличенного варианта и тоже увеличили в двести раз... Потом повторили эту операцию. Невероятно, но фотографии получаются такими же превосходными, как при высокоточной аэросъемке. Я оставил их утром в полном экстазе... в лаборатории... Профессор утверждает, что, продолжая серию увеличений, можно увидеть даже родинку на носу прохожего. Это самое большое достижение в области фотографии.

Парень просто в восторге. Он заразился энтузиазмом сотрудников брюссельской лаборатории и готов читать лекции по этому вопросу.

Кроме того, он счастлив, что смог поразить меня в присутствии своего задохлика-подчиненного. Он садится поудобнее, поддергивает брюки, чтобы не помять складку, вытягивает безупречные манжеты, как делает мой босс, и смотрит на отражение солнца от их запонок.

– Понимаете, – продолжает он, – при данной съемке способ доставки фотоаппарата не имеет значения. Можно почти наверняка сказать, что это была ракета, снабженная системой парашютирования, а вот объектив – это просто вызов законам оптики. Суметь заснять мельчайшие детали на такой огромной поверхности – просто чудо!

Я его слушаю... Размышляю... То, что я сейчас узнал, меня добивает.

– Вы себе отдаете отчет, – говорит он, – в военном значении этого открытия? От подобного аппарата не останется никаких секретов! Мир окажется голым! Ни одна винтовка не останется незамеченной!

Если я дам Робьеру продолжать, то либо засну, либо он сорвет себе глотку.

– Знаете, о чем я думаю? – перебиваю я его.

– О чем?

– Ван Борен, у которого нашли эту фотографию, работал в фирме, производящей очень мощные фотоаппараты... Робьер тонко улыбается.

– Я об этом уже думал... Один из моих коллег выехал на поезде в Кельн с заданием войти в контакт с директором «Оптики» и узнать, не оттуда ли происходит данное изобретение.

– Все это правильно, – одобряю я. – Знаете, Робьер, вы кажетесь мне очень хорошим специалистом. Слово полицейского, вы можете затмить даже нас, парижских умников.

Его радость не знает границ. Еще одно мое слово, и он выпьет чернильницу или написает в ящик своего стола.

А я горько смеюсь, потому что, в конце концов, мои слова – правда. С немногими исходными данными он за короткий срок сумел расчистить немалый участок. Если бы я не скрытничал, если бы рассказал ему все, что знаю, он, возможно, уже дошел бы до разгадки.

Неожиданно посерьезнев, он меня спрашивает:

– Вы ничего не хотите мне сказать? Уж не умеет ли этот льежский полицейский читать мысли себе подобных?

– Хочу, – отвечаю. – Немедленно прикажите начать поиски некой Жермен ДюбЕк, проживающей в доме, где жил убитый этой ночью Жорж Рибенс. Заодно разошлите описание типа лет тридцати пяти, высокого, плотного, с усами, в серой шляпе и со странными глазами... Он делает заметки.

– Договорились.

Он смотрит мне прямо в глаза:

– Это все, что вы имеете мне сказать? Я не моргаю.

– На данный момент – да!

Тем хуже! Я не могу решиться выложить все. Что вы хотите, тщеславие сильнее всего на свете!

Глава 18

Есть профессии, недоступные женщинам. Профессия таксиста, например.

Когда баба садится за руль ради удовольствия, ее уже можно рассматривать как источник повышенной опасности, но когда она делает это своей работой, это все равно, как если бы я поступил в «Фоли Бержер» танцовщицей.

За рулем тачки, в которую я влезаю в этот раз, сидит толстая бабища – брюнетка с внешностью торгашки или содержательницы борделя.

Она встречает меня радостным:

– А вы француз, вы знаете?

– Знаю, – флегматично отвечаю я, – а вы, спорю, таксистка?

Она фыркает и объясняет, что села за руль после смерти мужа.

– Мне прооперировали живот, – говорит она, – и я не могу выполнять тяжелую работу.

Бесстыдство ее слов просто забавно. Какое мне дело, что ей разрезали брюхо? Опять эта старая потребность заинтересовывать людей чисто личными вопросами!

– Гоните быстрее, – прошу я.

– Вы торопитесь?

Кажется, с ней повторяется анекдот об идущем на рыбалку глухом.

– Я готова ехать быстро, – продолжает она, – только скажите куда.

Что-то у меня сегодня плохо варят мозги; надо сказать, что в этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что я сейчас узнал!

– Улица Этюв, дом двадцать семь.

– Ладно... Отвезем вас туда.

Она меня туда, конечно, везет, но с риском для наших жизней. Это не женщина, а тайфун. На одном из поворотов заднее колесо выскакивает на тротуар и один край машины зависает в воздухе. Я вспоминаю, что в Бельгии нет водительских прав. Это все объясняет!

У меня замирает сердце, честное слово!

Эта поездка настоящий кошмар! Не хватало только тут расшибиться насмерть!

Наконец мы без повреждений прибываем по назначению, по крайней мере на улицу Этюв.

Моя доблестная водительница останавливает свою машину, от чего я влетаю в лобовое стекло.

– Э! – говорит она. – Какой номер вы сказали?

– Двадцать седьмой... Она косится на меня.

– А такого нет.

Я бросаю взгляд знатока на номера домов. Она права, маленькая улочка не доходит до дома двадцать семь...