Неприятности на свою голову

Почтальон со смещенными глазами замечает:

– Вы чем-то озабочены?

– Пред ставьте себе, меня беспокоит печень.

– А синяки на вашем лице, – сардонически спрашивает он, – тоже вызваны неполадками с печенью?

– Да, – говорю, – только не моей... Больная печенка делает людей агрессивными. Он осушает свой стакан пива.

– Вы меня извините, но мне надо идти работать.

– Пожалуйста.

Он колеблется и протягивает мне свою честную руку, испачканную чернилами. Я пожимаю его четыре крепких пальца, и мы расстаемся добрыми друзьями...

«И все-таки, Сан-Антонио, – рассуждаю я сам с собой, – эта малышка ДюбЕк знала Рибенса... Не надо забывать об этой детали. В этом деле, как и в любом другом, следует использовать все имеющиеся данные!»

Я теряю время на раздумья, что, может быть, лучше, чем терять штаны, но жутко непродуктивно...

Я иду по полным народу улицам до тех пор, пока не нахожу такси.

– Авеню Леопольда Первого! – бросаю я шоферу.

В который раз. Опыт приходит с возрастом. С каждой минутой он накапливается в вас серией маленьких правд, которые заглатываешь, будто устриц.

Например, я говорю себе, что в такой темной истории не надо было носиться туда-сюда. Вместо того чтобы гонять от Ван Боренов к Рибенсу и от Рибенса к Ван Боренам, мне следовало выбрать одну из двух подозрительных квартир и следить за ней, пока не получу результат... Да, мне следовало действовать именно так. Это привело бы к конкретному результату. Вместо этого я порхал бабочкой, шевелил задницей, и что это дало?

Ни хрена! Только задница вспотела! Пока я был в одном месте, события происходили в другом...

Да, я лопухнулся. Вот что значит действовать по-дилетантски и вести расследование как любитель! Почему? А потому, что где-то в глубине души я относился к этому делу не как к настоящему расследованию, а как к упражнению в стиле. Я занимался им, будто разгадывал кроссворд. Я чувствовал себя одиночкой в чужой стране, не имел возможности опереться на великолепно отлаженную машину французской полиции.

– Вот авеню, – говорит мне шофер. – Какой дом вам нужен?

Не знаю, как он ехал, но добрались мы удивительно быстро. Может, я по ошибке сел не в такси, а в реактивный самолет?

Я называю ему номер дома, в который хочу попасть, и – раз! – вот мы уже на месте, можно вылезать.

Парень честно заслужил свои чаевые.

Захожу в дом. Толпа зевак рассматривает мокрое пятно на кафельном полу. Кровь Рибенса смыли, и эта лужа – единственный след, оставшийся от драмы, но людям на это наплевать. Они подключают свое воображение. К тому же тут есть соседка, видевшая этой ночью труп, и она рассказывает, описывает, живописует, не жалея красок, во всех деталях, с дрожью, с чувством, с «Об этом даже страшно рассказывать» и «Меня до сих пор трясет»...

Если вам нужны междометия, обращайтесь к ней, у нее их полна коробочка!

Я прохожу мимо группы, в которой никто не обращает на мою статную фигуру ни малейшего внимания, и спрашиваю у другой жилицы дома, спешащей на подмогу первой, где живут ДюбЕки.

– На третьем, справа...

– Спасибо.

Мне открывает сам папаша ДюбЕк. Типичный жандарм: квадратная челюсть, подозрительный взгляд, кустистые брови, тонкие поджатые губы.

Его беда, если не считать отсутствия высшего образования, неумение ясно говорить. Он как будто набил рот кашей.

– Что вы хотите? – спрашивает он. Я тоже произношу одно слово, являющееся для него святым:

– Полиция.

Его лицо тут же освещается, будто внутри включили лампу. Он просто светится.

– Проходите, пожалуйста... Какая история, а? Моя девочка! Дочь бывшего полицейского находит труп! Это судьба!

– Наследственность, – говорю я.

– Точно, наследственность...

– Она дома?

– Нет...

– Вы не знаете, где ее можно найти?

– Но... у вас.

Я смотрю на моего тестя на час. Его холодные глаза полны удивления.

– Как это – у меня?

– В полиции.

– А! В по... Мне об этом ничего не сказали... За ней кто-то приехал?

Я удивлен и смутно обеспокоен.

– Нет, – отвечает он, – ей позвонили по телефону... Было семь часов утра. Она спала, и трубку снял я.

– Звонил мужчина?

– Да.

Старик перебивает себя, в его котелке появилась тревога.

– А что, что-то не так?

– Немного...

– Как это?

– Если тут нет никакого недоразумения, полиция не вызывала бы вашу дочь. В семь утра уж во всяком случае. Вам это не показалось странным?

Папаша немного бледнеет.

– Да, теперь, когда вы сказали...

– Что вам сказал тот мужчина?

– Он сказал: «Это из районного комиссариата. Я хочу поговорить с мадемуазель ДюбЕк».

Комиссариат! Магическое слово для этого старого тупицы. С ним он готов маршировать по потолку!

– А потом?

– Я пошел будить Жермен... Жермен! Наконец-то я узнал ее имя!

– Да?..

– Это было непросто, потому что из-за ночной драмы она поздно заснула.

– Конечно... Ну и?

– Она подошла к телефону. Я мыл ноги... Я мою ноги каждое утро: они у меня сильно потеют...

– В жандармерии это распространенное явление, – говорю я с тем, чтобы положить конец этому откровению, интерес которого всем очевиден.

– Правда?

– Ну конечно... Так что сказала Жермен?