Неприятности в клубе «Беллона»

Уимзи не задержался с ответом. «Возвращаюсь на эксгумацию. П.У.».

Его светлость вернулся один.

— Где же Роберт Фентиман? — взволнованно осведомился мистер Мерблз.

Уимзи устало усмехнулся. Его спутанные кудри увлажнила испарина, а лицо осунулось и побледнело от бессонных ночей: лорд Питер находился в дороге по двадцать четыре часа в сутки.

— Сдается мне, что мистер Оливер опять взялся за старые штучки, слабым голосом отозвался он.

— Опять?! — в ужасе воскликнул мистер Мерблз. — Но ведь письмо от вашего детектива было подлинным, разве нет?

— О да, вполне подлинным. Но даже детектива возможно подкупить. Как бы то ни было, от наших друзей по-прежнему — ни слуху ни духу. Они всегда оказывались чуть впереди. Ну, прямо как Святой Грааль. Днем — мерк, в ночи — сиял кроваво-алым, над почерневшей пустошью скользя… словом, неуловимая штуковина. Ну-с, к чему мы пришли? Когда у нас церемония? Без излишней помпы, я надеюсь? Никаких цветов?

* * *

«Церемония», как это обычно бывает в подобных случаях, состоялась под деликатным покровом темноты. Джордж Фентиман, представляющий семью в отсутствие Роберта, был мрачен, подавлен, и заметно нервничал. Невеликое удовольствие — присутствовать при погребении друзей и родственников, среди гротескной пышности похоронных дрог, черных коней и венков и подобающих случаю псалмов, «великолепно» исполненных щедро оплаченными певчими, но, как раздраженно заметил Джордж, те, кто ворчат по поводу похорон, просто не ценят своего счастья. Глухой стук комьев земли о крышку гроба, безусловно, наводит тоску, но это — музыка в сравнении с шорохом гравия и ударами лопат, возвещающих преждевременное, кощунственное явление из гроба, в обволакивающих парах формалина, без благословения церкви.

Доктор Пенберти тоже с головой ушел в свои мысли; похоже, ему не терпелось покончить с досадным делом. Он проделал весь путь до кладбища, забившись в самый дальний угол вместительного лимузина и обсуждал аномалии щитовидки с доктором Хорнером, ассистентом сэра Джеймса Лаббока, приехавшим помочь со вскрытием. Мистер Мерблз, как и следовало ожидать, Уимзи разбирал накопившуюся корреспонденцию. Из всей стопки только одно-единственное письмо, — от Марджори Фелпс, — имело отношение к делу Фентимана. Говорилось в нем следующее:

«Если хотите познакомиться с Анной Дорланд, как насчет того, чтобы в среду заглянуть на „вечер“ к Рашвортам? Скука будет смертная; новый приятель Наоми Рашворт собирается прочесть доклад о железах внутренней секреции; а кому про них ведомо? Однако же, похоже на то, что железы внутренней секреции вот-вот войдут в моду, — страшно прогрессивная штука, куда уж там витаминам! — так что Рашворты просто спят и видят эти самые железы — в социальном смысле, я имею в виду. Анна Д. непременно будет; я вам рассказывала, что девица сильно проникнута к этой оздоровительной бредятине, или как ее там; так что вы уж приходите. Составите мне компанию, в конце концов! Я-то не пойти не могу; мы с Наоми вроде как подруги. Кроме того, говорят, что, уж если рисуешь или лепишь из глины, так надо знать железы как свои пять пальцев; они, якобы, увеличивают челюсть, и меняют выражение лица, и чего только не делают! Умоляю, приходите; а то на меня точно повесят какого-нибудь жуткого зануду, и придется выслушивать восторги Наоми на его счет; воображаете, какой ужас?»

Уимзи дал себе слово непременно побывать на развеселой вечеринке, и, оглянувшись по сторонам, увидел, что машина уже подъезжает к Некрополю — к этому необъятному пространству, где повсюду искрятся хрустальные шарики венков и громоздятся внушительные небоскребы памятников, имя менее громкое просто-таки неприменимо. У ворот новоприбывших встретили мистер Притчард собственной персоной (с видом весьма кислым и подчеркнуто-учтивый по отношению к мистеру Мерблзу) и представитель министерства внутренних дел (вежливый, обходительный, готовый за каждым надгробием усмотреть коварного репортера). Третий джентльмен, выступивший из тени, оказался чиновником администрации кладбища; он-то и повел визитеров по аккуратным гравиевым дорожкам туда, где уже полным ходом шли земляные работы.

Наконец, гроб извлекли из земли, идентифицировали по медной табличке и осторожно доставили в одну из ближайших надворных построек, что в обычной жизни служила сараем для рассады, а теперь, при помощи доски и пары козел, была переоборудована во временную покойницкую. Здесь возникла небольшая заминка и некоторое замешательство: доктора деловито, с веселой настойчивостью, потребовали больше света и места, а то ведь работать абсолютно невозможно! Гроб водрузили на скамью; кто-то добыл кусок прорезиненной ткани и застелил им складной столик; внесли и должным образом расставили лампы. После того за дело взялись рабочие, — впрочем, без особой охоты, — и принялись отвинчивать крышку гроба. Доктор Пенберти заблаговременно опрыскал все вокруг формалином из пульверизатора, точно адский кадильщик на крайне омерзительном жертвоприношении.