Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма

Это «странное поведение» коммуниста, следующего общеизвестному девизу Маркса «от каждого по способностями, каждому – по потребностям», и только такая «этика дара» имеет подлинное утопическое измерение. Каратани подчеркивает, что такой сдвиг в сторону экономики дарения может произойти исключительно на глобальном уровне; он ссылается на Канта, который в эссе о постоянном мире излагает свое видение всемирной федерации государств: «Единственный принцип, способный обосновать создание федерации государств как новой мировой системы, – это обоюдность дара¹⁴. Прежде чем отвергнуть эту идею как тщетную и пустую утопию, мы должны задуматься о том, что все глобальные проблемы современности – экология, интеллектуальная собственность, государство всеобщего благосостояния – требуют глобального вмешательства. С экологической опасностью можно справиться (если это вообще реально) только при условии общемировой координации мер; «интеллектуальная собственность» все больше саботируется неконтролируемым обращением данных; государству всеобщего благосостояния угрожает конкуренция в виде низкооплачиваемого труда жителей бедных стран; и т. д.

Это отсутствие глобальной координации ощущается очень остро: проблема в том, что сегодня в нашем зарождающемся многополярном мире мы все еще нащупываем правила, которые бы регулировали отношения между различными центрами¹⁵. Чтобы понимать общество, нужно знать не только его явные правила. Необходимо также знать, как эти правила применять: когда использовать их, а когда нет, когда нарушать их, когда отказаться от предложенного выбора, когда признать свою обязанность сделать что-то, но притвориться, будто делаешь это в результате свободного решения. Вспомните парадокс предложения, которое необходимо отклонить: от таких предложений принято отказываться, и любой, кто его примет, совершит грубую ошибку. Когда меня приглашает в ресторан богатый дядя, мы оба знаем, что он оплатит счет, но я тем не менее должен хотя бы немного настаивать на том, чтобы мы разделили счет – представьте себе, какой бы это был неприятный сюрприз, если бы мой дядя просто сказал: «Ладно, тогда ты платишь!»

Во время хаотического постсоветского периода правления Ельцина в России проблема локализовалась на следующем уровне: хотя правовые нормы были известны (и по большей части не отличались от советских), сложная сеть подразумеваемых неписаных правил, на которых держалась вся социальная конструкция, распалась. Скажем, если в СССР вы хотели получить лучшее лечение в больнице или новую квартиру, если у вас была жалоба на власти, если вас вызвали в суд, если вы хотели, чтобы вашего ребенка приняли в хорошую школу, если директору завода требовалось сырье, но государственные подрядчики не доставляли его вовремя и т. д., все знали, что в действительности нужно предпринять, к кому обратиться, кого подкупить, что можно сделать, а чего нельзя. После краха советской власти одним из самых обескураживающих аспектов повседневной жизни простых людей было то, что эти неписаные правила в значительной степени размылись. Люди просто больше не знали, что делать, как реагировать, как относиться к прямо сформулированным правовым нормам: что можно игнорировать, когда давать взятки и т. д.? (Одной из функций организованной преступности было обеспечение своего рода эрзац-законности: если у вас был небольшой бизнес, а клиент вам задолжал, вы обращались к своей мафиозной «крыше», которая занималась этой проблемой, поскольку правовая система государства работала неэффективно.) Путинская стабилизация преимущественно обусловлена вновь обретенной прозрачностью этих неписаных правил: теперь люди опять в основном знают, как действовать или реагировать в сложной сети социальных взаимодействий.

В международной политике мы еще не достигли этой стадии. В 1990-е годы отношения между великими западными державами и Россией регулировались негласным договором: западные страны были готовы считать Россию великой державой при условии, что она не станет действовать как таковая. Конечно, проблема здесь та же: что, если человек, который должен отклонить неискреннее предложение, вдруг примет его? Что, если Россия действительно начнет вести себя как великая держава? Подобная ситуация поистине катастрофична. Она грозит разорвать всю ткань существующих отношений. Нечто подобное произошло в Грузии всего несколько лет назад: устав считаться сверхдержавой, Россия поступила как таковая. Как же до этого дошло?