Неприкаянная душа

— Мне нужно подойти к Христу! — поднимаясь на четвереньки, прохрипела я. — Я должна видеть ЕГО!

— Пойдем, — подала мне нежную руку напарница.

Бездыханное тело Господа, обернутое льняной тканью, бережно нес на руках высоченный богатырь с темной окладистой бородой. Рядом, помогая поддерживать израненную голову растерзанного Спасителя, шагал мужчина небольшого роста.

Заставив подняться непослушные ноги, преодолевая штормовые порывы ветра, я побрела к тому, ради которого готовилась к смерти. Неверной рукой прислонилась я к прекрасному лбу усопшего, оттирая с него остатки драгоценной крови и смешивая ее со своей.

— Тебе плохо? — обеспокоено заглядывая в мои зрачки, поинтересовалась скорбная подруга.

— Очень, — стараясь не опрокинуться наземь, простонала я. — А где Мария?

— Она в пещере, в которой скоро погребут ее сына, — задохнулась от слез Магдалина.

Неожиданно яростный вихревой поток, взбешенный совершившимся злодеянием, повалил навзничь мое ослабевшее тело, поднял его вверх, и я стремительно полетела над темной горой — местом величайшего преступления человечества.

Меня кувыркало в воздухе, словно акробатку в цирке, но страха не было: безразличие к жизни отныне прочно поселилось в моем растерзанном сердце. Безразличие к жизни и ненависть к живущим.

Пролетев приличное расстояние, я плюхнулась в небольшую речушку, заросшую камышом. Вдоволь наглотавшись пропахшей тиной воды, я поплыла в сторону берега, возблагодарив Бога за то, что умею плавать. Буря внезапно прекратилась. На высоком небе засияла полная луна, застрекотали цикады: природа безмятежно наслаждалась покоем, будто и не было страшного убийства. Выбравшись на довольно крутой берег, я поняла, что замерзла и сильно проголодалась. Сняв промокшую одежду, я разложила ее на траве, чтобы подсушить на свежем ветерке.

Топот конских копыт и свет приближающихся факелов заставил меня натянуть непросохшее белье на онемевшее от холода тело и юркнуть в камыши. Всадники остановились буквально в двух шагах, разговаривая между собой на незнакомом мне языке, который я тоже прекрасно понимала.

— Русалка, говоришь? — слезая с лошади, переспросил мужчина с голыми ногами в нелепом одеянии от древнего итальянского кутюрье.

— Видел своими глазами, — не покидая насиженного места, смущенно оправдывался юноша в забавной мини юбке.

— А мы сейчас ее поймаем, — закатывая белые одежды за пояс, засмеялся ловец русалок.

— К чему прятаться, — вылезая из укрытия, подумала я, — без людской помощи мне не выжить.

— А, вот и она, — обрадовался охотник за привидениями.

— Кто ты, красавица?

— Подруга Праведника, — стараясь не стучать зубами, с гордостью продекламировала я.

— А-а-а…, — раздосадовано протянул древний римлянин, — Тогда ты поедешь со мной.

— Куда? — напряглась я.

А впрочем, мне все равно! Я хочу находиться рядом с Иисусом! Возможно, смерть приблизит меня к НЕМУ.

— Увидишь, — буркнул мужик и, не тратя времени даром, небрежно закинул меня на лошадь.

Скакали мы недолго. Въехав в Иерусалим, предавший своего Бога, мы обогнули здание храма, чтобы повернуть направо; и оказались там, где совсем недавно избивали Христа. Роскошный дворец римского наместника, не мучаясь от угрызений совести, спокойно почивал, наслаждаясь снами, которые милостиво посылал ему всемогущий Отец казненного.

— Переодень ее в сухое белье, Ребекка, — приказал попутчик выбежавшей на шум женщине, — а завтра скажи прокуратору и жене его Прокуле, что она здесь.

— Хорошо, — повиновалась рабыня.

Огромные комнаты дворца были пустынны и холодны.

Служанка завела меня в какой-то темный закуток, раздела догола, уложила в мягкую постель и накрыла теплым шерстяным одеялом. Мне вспомнилась Онорина. Где она сейчас? Наверное, думает, что я погибла. А я вот живу, несмотря на отчаянное желание умереть.

Утро пришло внезапно. Шумно распахнув скрипучую дверь, бесцеремонно вошла Ребекка, положила на постель белоснежное тканое платье и попросила одеться, чтобы немедленно пойти за нею. Широкие, светлые коридоры дворца прокуратора подпирались массивными колоннами, полы, искусно покрытые разноцветной мозаикой, чрезвычайно скользили. Несколько раз я упала, но, игнорируя ссадины на коленях, с достоинством предстала перед круглолицым мужчиной и его царственной женой. Они горделиво восседали на величественных тронах и с интересом наблюдали за мной.

— Мы рады видеть подругу праведника, — после небольшой паузы заговорил хозяин дома.

— Избавившись от Учителя, вы принимаете у себя ученицу? — вздрогнула, как от пощечины, я.

— Я не мог пойти против воли народа, — поморщился Понтий Пилат. — К тому же, Иисус называл себя царем, но нет в Иудее царя кроме Ирода Антипы.

— Христос — Спаситель и Царь царей! — не сдержавшись, закричала я. — ОН — Властелин наш небесный!

— Почему же тогда Спаситель не спас себя? — взметнул порыжевшие на солнце брови римский наместник.

— Своей кровью Сын Божий хотел искупить грехи человечества! — всхлипнула я.