Неприкаянная душа

Наклонившись над пропастью, на которую указала Жанна, я задрожала от ужаса: в десятиметровой дыре копошилось нечто худое и жалкое. Поднимая костлявые ручонки, и, наверное, сдирая в кровь ногти, скользящие по сопливой поверхности вечного дома, отвратительное существо, недавно, еще в гробу, напоминающее мою сестру, старалось приблизиться к нежданной посетительнице.

— Сестренка, — вглядываясь в бедняжку, заплакала я, — прости меня, дорогая. Я очень виновата перед тобой.

— Это ты прости меня, — после небольшой паузы нерешительно возразила она.

— Я никогда не задумывалась, как было тебе плохо, когда шла с очередным парнем в кино или на танцы. Гордыня мешала мне понять твое горе, а ты страдала, — продолжала рыдать я.

— Я страдала, — с готовностью откликнулась пленница.

Ее горечь, будто ножом, полоснула по моим напряженным нервам, разбрасывая в разные стороны, словно кровяные брызги, невероятное, немыслимое отчаяние.

— Я люблю тебя! — наводняя окружающее пространство непривычным для этих мест гулким эхом, закричала я.

Напуганная дерзким звуком, обошедшим все ее закоулки, извещающим отнюдь не об обыденных отрицательных эмоциях, мерзостная пещера ухнула и передернулась от отвращения к самой себе, а затем полила потоки желтоватой, благоухающей аммиаком, тошнотворной жидкости на головы обитателей ям.

— Не поверишь, но только здесь я осознала, как была не права по отношению к тебе, — с жадностью подставляя чумазое лицо под омерзительные уриновые струи, провыла пораженная грешница. — Мучаясь от физической боли, похожей на родовые муки, я поняла, что, сгорая от ненависти и зависти, земную жизнь прожила напрасно. Я сама погубила себя, а потому признана Высшим судом самоубийцей. Даже в мире теней я пыталась сделать единственной сестре зло только потому, что Макс выбрал ее.

Шустрые тараканы заползли за ворот норковой шубки и безнаказанно щекотали обожженную неведомыми тварями шею; змея привела кавалера и ползала у моих ног, стараясь прокусить кожаные лодочки.

— Я не уводила Ветрова! — покачала головой я. — Он вероломно похитил меня и утащил в семнадцатый век! По его вине я потеряла мужа и оказалась в средневековой Франции пленницей маньяка, по его воле я побывала в руках римского палача! Макс — не человек, он — дух Страшная Сила!

— Знаю. Вы любите друг друга, — простонала ревнивица.

— Нет, — с покаянием вспоминая ночи, наполненные безумием и греховностью, категорически заявила я. — Он причинил мне слишком много горя!

— И все же будь счастлива, Алисонька.

Уронив голову на руки, Жанна замолчала.

— Тебе плохо, я вижу, что тебе очень плохо, но помочь не могу, а потому не будет мне впредь счастья, — вздрогнув от ее слов, запричитала я.

— Любая боль стерпится, если нет гадов и прусаков, — словно в детстве, пожаловалась мне сестричка. — Они мешают спать, думать, рассуждать. А еще эта скользкая яма и одиночество! Нет ничего страшнее одиночества, Алиса. О, если бы Господь сжалился надо мной и послал мне напарницу!

— Молись, — скорбно проговорила я.

Тогда, в далеких шестидесятых, я заплетала в косички ее непослушные рыжие волосы и пела ей немудреные колыбельные. А наши общие мама и папа..

— Я молилась и умоляла Всевышнего, чтобы Он позволил мне попросить у тебя прощения, — залилась слезами жительница адовых подземелий.

— Твое желание сбылось, — отрешенно произнесла я.

— Как там мои дети и внуки? — всхлипнула та маленькая девочка, с которой мы когда-то играли в классики и бегали наперегонки.

— Нормально, — отгоняя от себя видение, пробормотала я. — Клянусь, что не оставлю их.

— Тебе пора уходить, — высморкавшись на дно жуткой пропасти, неожиданно объявила страдалица.

— Прощай, Жанночка, — унимая предательскую дрожь в коленках, прошептала я. — Прощай и прости.

Я выпрямилась и отряхнула с себя шуршащую нечисть. Мохнатый паук величиной с мужскую ладонь стрелой слетел с моей обнаженной макушки и стремительно пополз в Жаннино жилище. Любимая младшая сестренка смиренно сидела в глубокой яме, и исхудавшее личико ее выражало сплошное страдание. Она махала мне грязной ладошкой и плакала от боли и от предстоящей разлуки.

Я никогда, никогда ее больше не увижу! Никогда? Нет, только не это!!!

Наскоро перекрестившись, я закрыла глаза и со всей прытью молодости, подаренной коварным любовником, прыгнула в эту ужасную яму.

— Не надо! — страшно закричала Жанна. — Не смей!

А потом все оборвалось, и я полетела в трубу, в конце которой виднелся яркий ласковый свет.

— Доченька, — плакал кто-то над моим лицом, орошая его капельками соленой влаги.

— Она не останется здесь, потому что еще не пришло ее время, — авторитетно заявил строгий голос, принадлежащий, наверное, доктору.

— У Алисоньки появились внуки, а внукам необходима бабушка, — охотно согласилась с ним плакальщица.

— Алиса — плохая бабушка, — проворчал суровый лекарь. — Хотя, я вас понимаю: каждая мать считает своего ребенка идеальным.

— Мама? — удивилась я. — Моя мама?