Неприкаянные

Когда он прижимает меня к себе, я теряю голову. Не могу ни о чем думать, только о том, как сладко целуют его губы и как нежно могут гладить его руки.

– Поехали, принцесса. Папа ждет нас на пристани.

– А он, что, поплывет с нами?

– Он сказал, что не может позволить кому-то другому вести его судно, – поясняет Афинский и крепко сжимает мою руку в своей. – Так что вперед.

Мы идем к лифту, который медленно спускает нас на первый этаж.

– А ты сказал отцу про истинную причину нашего путешествия? – уже возле машины спохватываюсь я.

– Про ребенка не сказал, Тася. Они с мамой сойдут с ума, если узнают, что у Дины есть сын, которого прячет Феликс.

– Мне жаль, что так вышло. – Вздыхаю я. Совсем не хочется, чтобы родители Андрея переживали.

– Тась, не говори так. – Хмурится он. – Я считаю счастьем то, что тебе удалось вырваться из плена. Когда ребенок родился, его уже похитили. Он не подозревает, что находится во власти психопата. Остается только надеяться на то, что Феликс к нему привязан по-настоящему и не причинит вреда.

– Он говорил, что ребенком занимается няня. Возможно, мальчик не все время находится под его надзором. Если Феликс в разъездах по своим отелям, за мальчиком присматривает кто-то другой.

– Все эти наши «может» – только предположение. Чтобы узнать наверняка, нам надо попасть в дом.

Афинский отключает сигнализацию и помогает мне забраться на переднее сидение своего «кроссовера». Машина трогается с места. Мы едем к причалу.

Юрий Семенович ждет нас у входа на пристань. Капитанская фуражка как у Остапа Бендера делает его похожим на боцмана.

– Тася! – раскрывает мне объятия он. – Как же я счастлив видеть тебя!

– Я тоже…

Прижимаюсь к нему и чувствую невероятное тепло от нашей встречи.

– Куда вас везти? – провожая нас к своему небольшому катеру, интересуется отец Андрея.

– Вдоль берега. Надо осмотреть окрестности с воды, – туманно отвечает Афинский. – Поплывем в сторону выезда из города.

Он помогает мне преодолеть ступени, и мы оказываемся на судне. Подержаное, но крепкое, оно внушает надежду, что на этот раз поиски увенчаются успехом.

Серое небо и волнующееся сизое море совсем не настраивают на романтичный лад. Но катер медленно набирает вход, а мы с Андреем по очереди смотрим в бинокль его отца, пытаясь отыскать хоть что-то, напоминающее спуск к морю.

Начинает накрапывать противный мелкий дождик.

– Уйди в рубку, Тася, – зовет меня Юрий Семенович.

– Нет, – качаю головой я.

– Вымокнешь и простынешь. Не хватало еще, чтобы в довершение всех своих приключений ты подхватила простуду, – бурчит он.

В какой-то момент нашего путешествия вдали мне удается заметить нечто, напоминающее заброшенный спуск.

Я с волнением сжимаю руку Андрея. Мне не нравятся клубы дыма, напоминающие низко летящие грозовые облака.

– Твою мать… – срывается ругательство у него. – Па, давай подойдем ближе к берегу! Неужели пожар?

– Плохо дело… – ворчит в рубке Юрий Семенович. – Если второй этаж надстраивали, точно использовали легковоспламеняющиеся материалы. Проще всего использовать легкий по весу материал, если дом не рассчитан на второй этаж.

Наш катер приближается к скалам. Черные клубы дыма обволакивают поломанный спуск и тянутся над маленьким кусочком пляжа.

– Он поджег дом! Вот сволочь… – сжимая от бессилия кулаки, рычит Андрей. – А вдруг там ребенок?

– Нет, нет… – испуганно качаю головой я. – Феликс заботился о ребенке. Он не смог бы так поступить.

– Мы можем подплыть ближе?! – поворачивается к отцу Андрей.

– Еще пара-тройка метров, не больше… какой ребенок?

Но Афинский не отвечает. Он напряженно всматривается в открывшийся нам пейзаж.

– Черт, если мы поплывем обратно к пристани, а потом попытаемся найти дом сверху, на машине, потеряем время. Придется плыть.

Андрей с отчаянием свешивается с кормы, пытаясь на глаз рассчитать расстояние до берега. Потом стягивает с ног туфли, носки и джинсы. Снимает через голову футболку.

– Я должен убедиться, что дом пустой, – поворачивается он к нам.

– Я с тобой, – судорожно хватаю его за руку я.

– Ни в коем случае. Ты не так хорошо плаваешь.

– Я поплыву с тобой, – начинает разуваться Юрий Семенович. – Никто не плавает в бухте лучше меня. И скажите, ради Бога, о каком ребенке идет речь?!

– Потом, – отмахивается Афинский. Его глаза горят диким отчаянием. Я понимаю его боль – он чувствует себя виноватым в смерти Дины, и спасти ее мальчика для него важнее всего на свете.

– Только поклянитесь мне, что вернетесь невредимыми, – прошу я.

– Позвони Шкуратову, – протягивает мне свой сотовый Андрей. – Скажи, что мы нашли дом, он в поселке рядом с бухтой, и что здесь пожар. Передай ему координаты.

– Хорошо.

Андрей больше не говорит со мной. Он легко перемахивает через борт судна и ныряет в мрачные волны. Отец снимает одежду и опускается в воду следом за ним.

Я стою в носовой части судна, впившись ладонями в стальной борт, и с тревогой наблюдаю, как двое мужчин плывут в сторону спуска. Их головы мелькают в волнах, то исчезая, то появляясь. Мое сердце сжимается от страха. Нигде нет гарантии, что поврежденный камнепадом спуск выдержит их подъем.