Неприкаянные души

Женщина кивнула и приветливо улыбнулась. Ей было явно за пятьдесят. Но она оставалась удивительно красивой. Убранные в замысловатый узел серебристо-белые волосы, открытое интеллигентное лицо. Тонкие кисти со свежим маникюром и парой дорогих перстней. Аккуратный бежевый брючный костюм. И никаких странных декольте и коротких юбок, кричащих тонов и макияжа в стиле диско.

– Проходите, милочка, – приветливо предложила Марья Константиновна. – Чайку?

– Спасибо, – Ксюшу искренне растрогал такой прием. – Я…

– Знаю-знаю, – женщина лукаво улыбнулась. – Вы расследуете это странное дело в филармонии. Надо же! Ей хватило ума включить в программу арию из «Снегурочки»!

– Откуда вы все знаете? – удивилась Ксюша.

– Не поверите! – Марья Константиновна всплеснула руками. – Но еще год назад мы с филармонией были почти одной семьей. Актерской семьей, как когда-то восемьдесят лет назад. Мы дружили с прошлым директором. И все фестивали, и их, и наши, мы проводили вместе. Мы даже делали совместные абонементы, чтобы люди могли посещать и филармонию, и наши спектакли. Очень взаимовыгодная дружба. В финансовом плане и в личном. А потом… Случилась Зинаида Федоровна.

– Прямо как и в тысяча девятьсот тридцать восьмом году? – также чуть лукаво спросила Ксюша.

– Да, – руководитель театра кивнула и придвинула девушке чашку и маленькую вазочку с яблочным вареньем. – И теперь для артистов филармонии мои актеры просто друзья, которым можно пожаловаться на новые порядки. Конечно, я в курсе всего, что происходит там. Как и мы все в театре. Да и вообще, милочка, театральная компания она такая. Мы жить не можем без слухов и сплетен.

Они улыбнулись друг другу понимающе. Вообще Ксюша не помнила, когда ей приходилось быть такой дружелюбной, причем искренне. Правду говорят, приятно поговорить с умным человеком.

– Итак, чем могу помочь? – поинтересовалась наконец Марья Константиновна.

– Театральной историей, – живо отозвалась Ксюша. – Я даже не буду спрашивать вас, почему нельзя ставить «Снегурочку». Дело в том, что я это уже знаю. Но мне нужны детали.

– Душа моя! – руководитель опять картинно взмахнула руками. – Так, значит, призрак на самом деле существует?

– Все верно, – кивнула Ксюша. – Это дух актера вашего театра. Швайдера.

– Ганс Швайдер? – Вот теперь Марья Константиновна выглядела по-настоящему расстроенной. – Боже! Но почему?

– Вы же наверняка знаете, – начала рассказывать Ксюша, – что руководителя театра Маева и еще несколько актеров подозревали в антисоветской деятельности и прозападной пропаганде. Считалось, что лидер этой преступной группы как раз немец Швайдер. И он покончил с собой, спасая остальных. Надеялся, что с его смертью ситуация как-то разрешится, его друзья и близкие смогут избежать репрессий.

– Ох! – Марья Константиновна на миг устало прикрыла глаза. – Конечно, я знала об этой трагедии. В театре не забывают ничего. Ведь это тоже семья. А я служу своей семье уже почти тридцать лет… Но бедный молодой человек… Хотя ему ведь все удалось. Он спас их.

– Да, – согласилась Ксюша. – Вот только… Кто были остальные подозреваемые? В каких отношениях был с ними Ганс?

– Ну, прежде всего он спасал Маева-старшего, – пожилая женщина говорила об этом как общеизвестном факте. – Ганс был сиротой, и Модест Елисеевич взял его в семью, обучал, вывел на сцену. Конечно, Ганс мог переживать и за своего названого брата Георгия Маева. И за сестру.

– Сестру?

– Конечно! – воскликнула Марья Константиновна. – Аглая Маева.

– Орловская, – поправила Ксюша.

– О! – Руководитель театра усмехнулась, очень театрально. – Это же творческий псевдоним! Аглая была дочерью Модеста Елисеевича. А еще… Как же ее звали?..

– Ирина Ланская, – напомнила Ксюша.

– Да-да, – закивала женщина. – Это жена Георгия Маева. Единственное, чего я не понимаю, как в эту историю попали Вадим Драгунов и Максим Кудряшов. Они, правда, дружили с Георгием… Вроде бы Максим ухаживал за Аглаей. Ой, знаете, милочка, – Марья Константиновна опять разулыбалась. – Вам лучше это расскажет Феликс.

– Простите, – Ксюша немного смутилась. – Я уже наслышана о Феликсе, но так и не смогла понять, кто он?

– Феликс – это дитя театра, – в той же картинной манере стала рассказывать женщина. – Ему сейчас за восемьдесят. Он тут вырос, играл, блистал. Заслуженный артист СССР, между прочим. А когда он совсем постарел, то… Феликс все равно остался с нами. Теперь мы зовем его ночной директор. Как в одном старом фильме. Феликс всегда здесь.

– Значит, я могу увидеться с ним прямо сейчас? – обрадовалась Ксюша. В целом ей была симпатична эта женщина, но… Тут все было так сладко.

– Конечно! – Это восклицание сопровождал просто царский кивок. – Рядом с кассами есть закуток. Там обычно сидит дежурный. То есть как раз Феликс. Но если его там нет, посмотрите в музее.

– А это где? – Ксюша уже встала со стула и собралась к выходу.

– Я распоряжусь, вас проводят, – решила Марья Константиновна и неожиданно громко и звонко крикнула: – Аллочка!

11