Нет, всё. “Хватит,” – решил Артём. Только сейчас он понял, насколько устал – от двухчасовой поездки невесть куда, от мутного Давыдова, который больше пудрил мозги, чем помогал; от этого безумного места и от всех его секретов. Надо было перевести дух. Или хотя бы попить. В горле пересохло.
Плюнув и взяв из шкафа подстаканник, Смирнов пошёл на кухню. Металл приятно холодил руку – такие он видел только в детстве, в поезде, когда ездил с мамой на юг. Сперва парень открыл воду – струя была прозрачной и ничем не пахла. Небось и правда своя скважина. Затем Тёма открыл газ на плите и чиркнул спичкой. К счастью, ничего не взорвалось – хотя бы пока. Лишь конфорка зашлась синим пламенем.
На полках нашлись добротного вида эмалированный чайник, чистый гранёный стакан и полупустая коробка “Майского”. Срок годности ещё не вышел – дед купил его где-то за месяц до смерти. Хотя бы сухим продуктам, подумал Артём, в этом доме он был готов доверять.
Вскоре чайник засвистел. Зажурчала вода – и пакетик укоренился в кипятке змеящимися бурыми прожилками.
– Годится, – Смирнов взял подстаканник со стаканом в одну руку, журнал в другую и направился в гостиную к самому удобному на вид креслу. Медного цвета чай дымил струйками пара, а пушистый алкоголик тем временем продолжал вылизывать ковёр на предмет последних капель спирта.
Пока отставив стакан в сторону, парень открыл учётную книгу на первой странице. Его глаза невольно округлились – на внутренней стороне обложки размашистым почерком было оставлено короткое, как телеграмма, послание.
“
Ноша? Вот эти вещи не трогать? Что он там сжёг… Старик писал в спешке – никак умом тронулся на старости лет. Растерянно бегая взглядом по строкам, Тёма потянулся за чаем и поднёс стакан ко рту.
Хрип.
Свист.
Из лёгких будто силой выдавили весь воздух. Губы и ноздри обожгло кислой едкой вонью, в горле осел маслянистый трупный привкус. Пальцы сжали ручку подстаканника до дрожи, онемевшую кисть руки будто прошибло током.
В глазах помутнело – остекленевшим взглядом Артём бессильно смотрел, как клубы пара скручиваются в тонкие спирали, тянутся к глазам, пытаются просочиться в ноздри и открытый рот. И тут вокруг его запястья сомкнулись холодные серые пальцы. Шею обдало сыростью и холодом. Смирнов окоченел, не в силах повернуться. Из-за его плеча веяло гнилью. Кто-то прерывисто, сипло дышал.
Откуда-то издали, как во сне, раздалось приглушённое шипение кота. Припав к земле, зверь взвизгнул и бросился вперёд. Ледяные пальцы разжали хватку, Тёма судорожно отшвырнул стакан. Тот разлетелся вдребезги, чай расплескался, подстаканник со звоном отлетел в угол. Серая тень растворилась в один миг, как двадцать пятый кадр, но Артём всё же успел повернуться, чтобы увидеть чёрные рытвины глазниц, зияющий провал рта, изорванные лохмотья губ, сгнившую плоть дёсен с огарками зубов.
Парень рухнул на пол в холодном поту, сбивчиво дыша и пытаясь унять дрожь во всём теле. Сквозь горячечное сердцебиение он услышал, как пятно на ковре зашипело и вспенилось, увидел выжженные чёрные прогалины, учуял мерзкий запах палёных волос.
Мысли метались в черепе напуганной птицей. Дед что, чай чем-то траванул для таких галюнов? Или вода в кране с подвохом? Тёма поднял руку и увидел на запястье четыре лиловых пятна. Длинных и тонких, будто сосуды под кожей полопались в форме цепкой синюшной пятерни.
Кот продолжал шипеть куда-то в сторону, но, учуяв вонь, брезгливо выбежал на кухню. Артём с трудом поднялся, проковылял за ним на ватных ногах и трясущимися руками достал телефон.
Давыдов взял на третьем гудке.
– Повезло тебе, перекур у меня.
– Тут, тут… да тут… – зубы парня отбивали чечётку и не давали ему связать пары слов.
– Так, давай со мной. Вдо-о-ох. Вы-ы-ыдох.
Смирнов медленно вдохнул и так же медленно выдохнул. В голове прояснилось. Благо, кухню вонь пока не затронула.
– Лучше?
– Да, спасибо, – Тёма нервно огляделся. Кот начал напористо тереться ему об ноги. Стало легче. – Тут, в общем… Я пришёл, а тут кот какой-то и всякого хлама целый музей…
– Ага, значит, с Бегемотиком ты уже познакомился. Он с Петром Ильичом был, сколько я его помню. И дальше что?
– Чайку решил попить, и тут мертвец привиделся… или не привиделся. В руку мне вцепился, а вместо чая я чуть кислоты не хлебнул.
– Ага, – из трубки донёсся утробный снисходительный смешок, – ну, с боевым крещением тебя.
– Да в смысле?! – Артём чуть не сорвался на крик. И тут ещё что-то смешное было?
– Да в коромысле. Потрогал ты что не надо было. Вещи у Петра Ильича не простые, а неприкаянные. Он на них всю жизнь, можно сказать, положил. Читал вот про фонд Эс-Си-Пи?
– Так это ж крипуха дешёвая.
– Они – да. А жмур, с которым ты поручкался – крипуха?