Неприкасаемые

Филипп, стоя позади него, прикладывает палец к губам. Она ничего не понимает. Где она? В больнице, судя по голым стенам и этому запаху… Санитар открывает дверь. Негр. Почему негр? Ах да! Слово просвистело как пуля: Джибути!.. Теперь у нее в голове все встает на свои места, все становится ясным. Они же подлетали к Джибути. Негр входит в палату задом. За собой он везет тележку с подносом, заставленным разными склянками.

– Сейчас придет врач, – сказал он. – Если он вас здесь застанет, ему это не понравится.

– Пошли, – проговорил Филипп. – Вернемся попозже.

Он помог старику встать, наклонился над ней и быстро прошептал:

– Не спорь с ним. Потом объясню. Ни слова… никому!

Он поцеловал ее в лоб и выпрямился.

– Можно сказать, вы легко отделались, – громко воскликнул Филипп. – Рана пустяковая. Через три дня будете на ногах.

Взял дядю под руку и повел его к выходу.

– Мы здесь мешаем, – растолковывал он ему, словно ребенку. – Не надо ее утомлять.

– Не надо ее утомлять, – машинально повторил Леу.

Он зашаркал ногами. Совсем сгорбился. Сегодня он действительно выглядит как развалина. Позволил себя увести. Из коридора до Марилены донесся голос врача:

– Вы здесь! Очень неразумно. Вам же сказали, что с вашей дочерью ничего страшного. Пожалуйста, успокойтесь.

Голоса постепенно затихли. К ней подошел санитар с доброй улыбкой на лице.

– Хорошо отдохнули?.. Приподнимитесь немного, пожалуйста. Я сниму повязку.

– Я ранена?

– У вас на затылке большая гематома.

Ловкими движениями он принялся разбинтовывать голову. Вошел врач и обратился к Марилене наигранно веселым тоном:

– Ну?.. Как дела у нашей барышни?.. Посмотрим на вашу рану. Знаете, мы за вас испугались. Вид у вас был неважный.

Он принялся ощупывать голову Марилены. Та резко дернулась от боли, которая набросилась на нее, как хищный зверь.

– Ну-ну, – пробормотал врач. – Все позади. Пришлось сбрить вам часть волос на голове. Но они быстро отрастут.

– Выглядит ужасно? – спросила Марилена.

– Не очень красиво, скажем так. Правый глаз немного распух, на ухе небольшая ссадина…

– Я стала уродиной?

– Да нет же, – воскликнул врач, рассмеявшись. – Через три недели будете выглядеть как раньше.

Согнутым пальцем несколько раз дружески постучал Марилену по виску.

– А в голове? Что там? Не слишком все перепуталось?

И продолжил уже более серьезным тоном:

– Вы помните, как все произошло?.. Понимаете, из какого ада вы выбрались?

Марилена вспомнила о странном предупреждении Филиппа. «Ни слова… никому».

– Не очень, – ответила она.

Но любопытство одержало верх.

– А моя кузина… Она тоже ранена?

Вопрос привел его в замешательство, и она все сразу поняла.

– Она погибла?

– Не надо волноваться, – проговорил врач. – Выслушайте меня спокойно. В большинстве случаев при подобных катастрофах никто не остается в живых. Так что подумайте о том, как вам повезло.

Это известие потрясло Марилену. Она замолчала. Она мысленно вновь увидела Симону. Такой живой образ… Симона закуривает сигарету. Симона за рулем «мини», Симона играет в теннис… Невозможно представить себе, что ее больше нет. Врач открыл пузырек.

– Не двигайтесь. Будет немного щипать.

Какое это имеет значение! Все настолько абсурдно! Марилене захотелось вернуться в бессознательное состояние, в котором ей было так хорошо. Жизнь… Слишком трудная вещь… Она всегда страшилась жизни. Ее совсем не радует, что она осталась в живых. Кто теперь будет ухаживать за дядей? Кто?..

– Доктор… Мне хочется спать.

– Очень хорошо. Вам нужно спать как можно больше.

Началась перевязка. Марилена чувствовала, как его ловкие пальцы бегают по ее голове. Потом врач разбил ампулу, а санитар смочил кусок ваты спиртом. Марилена отвернулась. Ей не нравится вид шприца. Но укол она едва почувствовала. Закрыла глаза, чтобы как можно быстрее заснуть.

– Вашему отцу я сказал, что…

Какому отцу? У нее нет отца. У нее никогда не было родителей. Она всегда была сиротой… Послышался шум отъезжающих резиновых колес… легкое постукивание склянок… Уходит. Послышался голос врача:

– Если что-то произойдет, позовите меня. С этими ранами на голове никогда не знаешь…

Ее со всех сторон обступает забытье. Глубокое и теплое, как море.

Перед часовней стояли тридцать семь гробов. Поскольку в катастрофе погиб мальгашский дипломат, последние почести отдавал небольшой отряд солдат. Филиппу указали на один из гробов. В нем покоились останки, которые невозможно было опознать, но которые вполне могли быть и останками его жены. Ранее Филиппа пригласили поискать среди вещей, найденных на месте катастрофы и теперь разложенных в ангаре, то, что могло бы принадлежать погибшей. Мрачный хлам. Туфли, обрывки одежды, там и сям оплавленные огнем драгоценности, остатки бумажников, замки сумочек, совершенно целая кепка, кроме того, почерневшие заскорузлые предметы, которым невозможно дать какое-то определение и которые пахнут пожаром. «Нет, – сказал Филипп. – Ничего не нахожу». Потом он еще раз вернулся для очистки совести и в последний раз прошелся по этой ужасной мясной лавке вместе с мужчинами и женщинами, прикладывающими платки к покрасневшим глазам.