Неприкасаемый

Местечковые дворяне Лейтоны были далеки равным образом от промышленной буржуазии и от бомонда. В роду числились помещики и священники, кто-то обучался на врачей и юристов. Женщины могли похвастаться музыкальностью (у матери были итальянские корни). Отец, Эдвард Лейтон, эсквайр, открыл маленькое пуговичное производство, отошедшее после его смерти к дяде Офелии. Мистер Лейтон любил сам следить за делами, а в последние годы увлекся торговлей – так и познакомился с Уильямом Рэдклиффом, который перебрался к тому времени в их тихую местность.

Через девятнадцать лет Офелия могла бы прочесть у Веблена, что «богатство или власть нужно сделать очевидными, ибо уважение оказывается только на предоставлении доказательств»[25]. Тогда бы она поняла, что именно этому правилу неотступно следует ее опекун, и подтвердила бы, что весь Рэкдлифф-холл – отражение философии праздного класса во всем его вопиющем великолепии.

Однако знакомство мисс Лейтон с праздным классом начиналось уже сегодня. В город они с Рэдклиффом выезжали уже несколько раз: то к галантерейщику, то к модистке, то с визитом вежливости к графским знакомым. Но сегодня ее боевое крещение – она отправляется в оперу! В Королевском оперном театре на премьеру соберется весь цвет столичного общества и, по слухам, будет даже сама королева!

Утром прислали наряд, над которым лучшая столичная мастерица трудилась неделями. С трепетом девочки, впервые вступившей во взрослую жизнь, Офелия облачилась в платье из шелка цвета розового шампанского, отделанное сборчатым воланом и аппликациями из кружев. Еще ни один из кокетливых нарядов не скрывал так ее недостатков и не подчеркивал достоинств. Корсет на китовом усе впивался в тело так, что трудно было дышать, зато талия сделалась осиной, а очень глубокий вырез и короткие рукава, дозволенные вечерней модой, обнажили шею и высокую грудь. Замерев на пуфе, следила Офелия в зеркале, как служанка подкрепляет ее волосы пышным шиньоном и украшает их искусственными цветами. С благоговением облачилась в атласные оперные перчатки и достала из коробки белый кружевной веер, с которым всю неделю репетировала перед трюмо.

Когда на парадной лестнице Офелия Лейтон бросила последний взгляд в зеркало, ее самомнение воспарило до небывалых высот. Она только сейчас осознала, что вчера была неуклюжим подростком, а сегодня стала уже дочерью Евы, на которую не грех посмотреть с восхищением. Все балы в Эссексе являлись пробой – теперь же пробил ее час. На ухо ей словно бы прошептал голос Рэдклиффа: «Лорелея, вы опасны, безжалостны».

В парадную, где ожидал покровитель, она хотела сойти чинно, высоко подняв подбородок, но поняв, что опаздывает, сбежала поспешно, радостная и румяная от волнения.

Лорд Рэдклифф уже поглядывал на часы. Он, как всегда, одетый с иголочки, превзошел сам себя, и Офелию обдало волной удовольствия. Она затаила дыхание, предвкушая его изумление, ожидая, как он с куртуазностью скажет…

– Вы задержались, мисс Лейтон!

– Простите… Как вам нравится платье? – поникшим голосом поинтересовалась она.

– Лучше ваших монашеских ряс и шляпок с колибри, – сдержанно улыбнулся его милость. – Видите, я сделал из вас человека.

Офелия закусила губу, но пообещала себе не лишаться торжественного настроя. Заливаясь румянцем и благоговейно кланяясь графу, Эмилия накинула на плечи госпожи пелерину и подала приготовленный для театра букет, и они с Рэдклиффом и тетушкой Карлтон взгромоздились в карету. Офелия отвернулась к окну и за всю поездку не сказала ни слова, а Дориан наконец позволил себе по-настоящему улыбнуться, предвкушая веселье.

Едва ли найдется в мире нечто пленительнее огней ночного Лондона. Стоит миновать предместья – и вот уже город, живущий удивительной жизнью. Рэдклифф с равнодушием изучал ногти – его ничем было не удивить, но его спутница жадно пила окружавшую красоту. Теперь она здесь на законных правах и весь Лондон принадлежит ей! Особенно поразил ее воображение Ковент-Гарден – район развлечений, где расположился Королевский театр, грандиозный, с величественным фронтоном – древний храм искусств на современный лад.

Публика здесь словно сошла с обложек модных журналов: каждый жил напоказ и хотел перещеголять ближнего. Денди сыпали остротами, почтенные дамы ходили, как павлины, а не менее почтенные господа спорили о Дизраэли и Гладстоне[26]. Другие с тем же знанием дела разглагольствовали о музыке, моде или поэзии, и шум стоял, будто в птичнике! Завсегдатаи раутов гордились своим скучающим видом – успев утомиться еще с начала Сезона, они «отбывали повинность».

Вот он, обольстительный праздный класс, и Офелия вдруг увидела, что она не наряднее и не лучше любой из находившихся здесь молодых барышень. Вероятно, были, как она, дебютантки, но мисс Лейтон мерещилось, что и они держатся достойнее и увереннее. Лиф больно стягивал ребра, и непривычно холодели открытые плечи. Офелия старалась не шевелиться, чтобы не наступить на подол. Но Рэдклифф, без усилий влившийся в общество, повлек ее в самую гущу.