Неприкасаемый

Дойдя до столовой, она вконец извелась, а перед самыми дверьми решила, что скажется больной и весь день проведет в постели – тем более, она и думать не могла о еде. Но Рэдклифф уже почувствовал ее приближение и крикнул:

– Входите, мисс Лейтон, смелее!

Веселый и свежий ото сна, он с аппетитом лакомился тостами, холодной телятиной и салатом с омарами. Офелии он дружественно кивнул на пустой стул напротив.

– С добрым утром, любезная подопечная! Садитесь скорее. Мэри сегодня превзошла саму себя – телятина восхитительна!

За весь завтрак Дориан не проронил ни одной колкости или двусмысленности, держался открыто и просто, говорил о новостях и грядущих светских событиях. Они с мисс Лейтон снова были добродетельным опекуном и целомудренной подопечной, и даже к миссис Карлтон, блюстительнице морали, не закралось и тени сомнения. Офелия испытала такое облегчение, что у нее в самом деле разыгрался аппетит и она сполна насладилась стряпней кудесницы Мэри.

Весь этот день, как и последующие, Рэдклифф был выше любого упрека. Решив отдохнуть от дел и городской суеты, он не покидал больше надолго поместья, и Офелия поначалу страшилась, что он возьмет за привычку наведываться к ней по ночам. Но честь ее находилась в безопасности – его милость утратил интерес к полночному чтению. Вот только сама она не забыла Овидия… Дневной свет служил ей защитой, но стоило лечь в постель, как пробуждались воспоминания, которыми дышали во тьме стены ее спальни. Часы отщелкивали стрелками элегический дистих, и засыпать, не услышав знакомого голоса, становилось все труднее. Как знамение грехопадения, «AMORES» еще покоились на столике у кровати. Не раз переворачивала Офелия их страницы, неуклюже шепча латинские слова, но без его голоса они оставались мертвы и бессмысленны. Шли ночи, и мысль, которая представлялась ей совершенно безумной, обретала конкретные очертания.

Наконец, лишившись надежды на отдых, Офелия вылезла из-под одеяла и зажгла лампу. Без помощи служанки она оделась, как могла, укуталась в шаль, а косу прилизала как можно скромнее. Убедившись в пристойности своего туалета, она с лампой в одной руке и томиком элегий – в другой выскользнула за дверь.

Офелия шла крадучись, осторожно ступая на пятки, то и дело помышляя вернуться, но каждый раз продолжала путь. Разве отправила бы ее сюда милая матушка, зная, чем все обернется? Покойный отец схватился бы за сердце от поведения дочки. Девушка боялась и вместе с тем уповала, что миссис Карлтон, почуяв неладное, выйдет из своей комнаты и расстроит тем самым преступное предприятие. Но на этаже было спокойно и тихо, и Офелия беспрепятственно добралась до спальни опекуна. Под дверью трепетала полоса света – девушка знала, что Дориан отходит ко сну по обыкновению поздно. Почему он не лег сегодня раньше? Набрав воздуха в легкие, Офелия тихо стукнула в дверь. Не успела обрадоваться, что он ничего не услышал, как вдруг из спальни спросили, кто там.

– Доброй ночи, лорд Рэдклифф! Я пришла… потому что хотела… просить вас об одолжении… Глупо вас беспокоить всякими пустяками!

Голос мягко, но настойчиво велел ей войти. Не понимая, бледна она или кровь прилила к щекам, Офелия несмело толкнула дверь. Разумеется, Рэдклифф – не предусмотрительная девица, чтобы запираться на ночь: дверь приветственно отворилась, и мисс Лейтон впервые ступала в спальню мужчины.

В сравнении с барочным чертогом воспитанницы, комната патрона казалась монашеской кельей: стены без картин, потолок без лепнины, неброские обои и холодные серо-голубые тона. Единственной роскошью оказалось маленькое пианино да газовый, по-девически легкий полог над кроватью. Сам же хозяин, набросив на ноги покрывало и откинувшись на подушки, погрузился в бумаги и письма. Он не успел еще раздеться ко сну, но сидел без сюртука и жилета, в одной белой сорочке, и кисти рук без перчаток были беззащитно наги. В ипостаси, лишенной привычного светского лоска, Офелии довелось его видеть впервые.

Лорд Рэдклифф не сразу взглянул на вошедшую. Медленно сняв очки для чтения (кто мог подумать, что безупречный граф близорук!), он перевел взгляд на девушку. Офелия покраснела и обрадовалась, что у нее заняты руки, иначе не знала бы, куда их девать; пальцы, прижимающие к груди книгу, все равно нервно тянулись к бахроме шали. Как бы хотелось Офелии, чтобы Рэдклифф праведно возмутился и отправил ее восвояси! Но Дориан молчал, а вместо негодования его лицо выражало любопытство.

Понимая, что отступать некуда, Офелия собралась и проговорила:

– Лорд Рэдклифф, я знаю, что мой визит неуместен, но меня совсем одолела бессонница… Стихи на латыни так мне понравились, что я осмелилась прийти с просьбой… если вас не затруднит… почитать мне еще… Но я вижу, вы заняты, и мне лучше уйти.

Обрадовавшись, что появилась возможность для бегства, Офелия уже попятилась к двери, но Рэдклифф остановил ее жестом, точно невидимый поводок натянул.

– Что вы, мисс Лейтон, разве могу я отказать вам в похвальном стремлении к искусству?

Отложив бумаги на столик, он протянул руку за книгой.