Неприкосновенная (СИ)

И она посмотрела на Влада, словно бы ждала от него ответа, но он молчал. Его изучающий взгляд скользил по лицу Лайи. Ему было мало ее слов, и он старался считать все ее мысли. А потом его серьезный взгляд вдруг сделался ласковым. Он подался вперед, протянул руку и тоже коснулся стеклянного купола, за которым чинно смотрела на них своим безупречным цветочным лицом роза. Его пальцы легли прямо в пространство между ее пальцами.

— Лайя…

— Нет, Влад…

Они произнесли это одновременно, и их взгляды схлестнулись: его — болезненно-удивленный и ее — тоскливо-нежный.

— Тебе больно до меня дотрагиваться, — она медленно убрала руку, ставя локоть на стол и раскрывая ладонь. — Я не знаю, почему… Но почему бы ни было. Я не хочу причинять тебе боль.

И тут его сердце почти разорвалось, почти умерло от того, как сильно и давно он любит эту девушку. Такая болезненная и такая сладкая нега разлилась по всему его телу.

— Я обещаю, — сказал он, шумно вдыхая воздух. — Когда-нибудь ты все поймёшь. Когда придёт время, обязательно.

— Я тебе верю, — ответила Лайя без тени сомнения и притворства. — И я готова подождать.

— Я благодарен тебе.

— А я тебе.

— За что?

— За то, что ты просто есть такой на свете.

И Влад зажмурился, не веря собственным ушам, глазам, не веря, что она действительно реальна. Он тоже поставил локоть на стол и раскрыл ладонь прям напротив ладони Лайи. Тусклый янтарный свет от свечей в настенном канделябре отбрасывал тени на их чуть подрагивающие пальцы.

Они не касались друг друга. Между руками словно была стеклянная стенка, но этот момент был для них столь сокровенным и интимным, сколько мог бы стать поцелуй.

Влад чувствовал её тепло, её свет, и это не причиняло боли. Впервые свет не причинял ему боли.

В народе принято считать, что порождения тьмы, вампиры, боятся солнца. Это правда лишь отчасти. Они действительно не переносят света, но вовсе не солнечного, а человеческого. Мерцание души чистой, доброй, лучистой — вот, что способно заставить дитя ночи корчиться от боли и немощности. И вот, почему он не может коснуться той, кого мечтал коснуться на протяжении нескольких веков.

Она была его проклятьем и его спасением. И он не ведал, победит ли зло снова, как было с ним в другой жизни. Но он знал точно, что готов будет до последнего драться за то, чтобы свет ее души не угасал как можно дольше, а заплутавший во тьме путник всегда сумел найти дорогу домой.