Неприкосновенное сердце (СИ)

— Мы ничего не получаем бесплатно, милая. Ты моя дочь, и так уж случилось, что ты пережила гораздо больше, чем я хотел бы. Ты отвечаешь за мои грехи, и чтобы уберечь тебя, я решил исчезнуть вовсе.

— И чем ты платил всю свою жизнь? — сжала я руки в кулаки. — Ты не знаешь ничего. Ты не знаешь жены, которую, как ты говорил, любишь, ты не знаешь своего ребенка, которая выросла без твоей помощи. Ты не знаешь, что моя мать всю жизнь слишком опекала меня из-за тебя, а потом, когда я стала на тебя похожа, она перестала появляться вовсе. Ты не знаешь о моей амнезии, и что я даже в этот момент была без матери! — перешла я уже на слезы с криком. — Я столько раз хотела тебя увидеть и спросить почему. Но вот ты сейчас стоишь передо мной, и все, что я хочу, так это чтобы ты уехал и никогда больше не возвращался.

— За улыбку все платят слезами, а за любовь — одиночеством.

— Ты ничего не знаешь о любви! Ни-че-го! Ты думаешь, что это цветы и романтика, а потом сделать ребенка и уйти, говоря, что все равно любишь? Нет, — смотрела я на него с ненавистью. — Это совсем не это. Романтики на самом деле мало, хоть ты и находишь ее в каждом мгновении, цветы — периодически, обычно после ссоры или перед ней. Но это не самое ужасное. Прежде, чем вы получите свою сказку, если получите вообще, пройдете не через одну ситуацию, наполненную дерьмом. Ссоры, обиды и вранье. Много вранья. Для того, чтобы это было, вы должны пережить все, чтобы в будущем верить. И я знаю, что готова отдать Адаму свою жизнь. А кому отдаешь ее ты? Что ты вспомнишь, прежде чем закрыть глаза? И кто вспомнит тебя, когда это произойдет?

— Донна, я виноват перед тобой, — достал он руки из карманов. — И я рад, что и ты, и твоя мать нашли кого-то, за кого готовы отдать жизнь. Но ты ошибаешься, Донна. Я готов до сих пор отдать жизнь за вас двоих. Даже спустя столько лет лишь вы двое — моя единственная семья, и ты все еще моя дочь.

Я стала рядом с ним, смотря через окно на день, который нес каждую минуту непосильное бремя — страдания людей. Возможно, сейчас какая-то женщина подарила жизнь ребенку. И, возможно, какой-то человек попал в аварию и умер. Или дедушка, который прожил много лет и увидел четыре поколения своей семьи, умер. Во сне, ничего не чувствуя, и ему стало легче. Может быть, он увидел жену, к которой так сильно хотел. Не знаю. Может быть именно в этот момент происходят множества событий, но одно остается неизменным — это все непосильное бремя для мира.

— Никогда не любил день, — сказал он спустя несколько минут молчания. — Но больше всего люблю ночь.

— А я море, — ответила я тихо. — Почему ты ушел?

— Знаешь, милая, выбирая жену или мужа, проверяй прошлое. Это как покупка бэушной машины, — поцеловал он меня в лоб, и я разрешила ему это. — Как только ты за нее заплатишь — она полностью твоя.

— Знаешь, до него я молчала. До Адама мои демоны все время молчали. А когда начинали говорить, они лишь кричали и истязали меня, — потекла слеза по моей щеке, и мужчина прижал меня к себе. — А Адам… он заставил их всех замолчать. Он изгнал их.

«Не нужно бояться. Ты можешь потерять лишь то, что должно быть потерянно. И хорошо потерять это как можно скорее, потому что чем дольше оно сохраняется, тем становится сильнее». Ошо.

— Какая она? — слышала я нежность в его голосе. — Маленькая Оливия?

— Любящая, — улыбнулась я в ответ. — Храбрая и улыбчивая. Верная и сентиментальная, как и каждый ребенок. Но также она сильная, вспыльчивая, порой язвительная и слишком честная.

— Я буду приходить к тебе всегда, девочка моя, — снова поцеловал он мои волосы. — Даже когда ты не будешь меня видеть, я все равно буду приходить к тебе. Когда ты будешь грустить или плакать. Когда выйдешь замуж и родишь еще одного потрясающего ребенка, я буду возвращаться к тебе. А потом, когда я умру, увижу лишь твое лицо перед смертью. И буду приходить к тебе во сне.

— Кем ты работаешь?

— Я хочу, чтобы ты просто сохранила эту улыбку для меня, — отошел он и взял пакет из пола, передавая его мне. — Открой его, когда я уйду. Я очень люблю тебя, Донна. Ты можешь мне верить.

— Выпьешь со мной кофе?

— У меня нет иммунитета в США, так что я надеюсь, что свадьба будет на другом континенте.

Затем он ушел, а я смотрела ему в след. Лишь спустя несколько минут сбежала вниз и, открыв входную дверь, не увидела никого. Это была тихая боль, и не было истерик и невыносимого крика. Ты не хочешь говорить и не хочешь чувствовать, но уже легче. Боль, которую чувствуешь из-за чего-то, лучше и слаще, чем из-за того, с чем не знаком. Но нужно понять, принять это и жить дальше. Ведь теперь я знаю его лицо. Знаю, кого видела во снах, когда была ребенком, и могу говорить о нем. Пусть он и не был папой, но он был единственным отцом, которого я знаю.

«Ты никогда не думаешь, что последний раз — это последний раз. Ты думаешь, что будет еще шанс. Ты думаешь, что у тебя есть вечность, но это не так».

— Ди, ты в порядке? — услышала я голос Адама. — Иди ко мне, родная.