— Нет… Нет, этого в договоре нет… — звучало её оперное бельканто из-за стриженных кустов живой изгороди, что уже распустили зелёные листочки и скрывали Риту почти полностью. — Я же отправляла вам фото… Нет, эта графа не заполнена…
Прегер не стал дослушивать до конца.
Ему в принципе было всё равно с кем она говорит и о каком договоре идёт речь: о том, что они заключили с Гольдштейном или о брачном. С ней было покончено, раз и навсегда. С ней, с её «хотелками», с «хотелками» её дочери. Хотя он и оплатил праздник Божены. В конце концов, девочка не виновата, что её мать — шалава. Платон обещал ребёнку праздник, пусть веселится. Это его прощальный подарок.
— Привет! — заглянул он в гостиную.
— Платон! — подскочила с дивана Божена. Заплаканная, с размазанной косметикой, бросилась ему на шею.
— Ты поссорилась с мамой? — погладил он её по спине.
— Нет. Она сказала, что вы поссорились, — отстранилась она, чтобы посмотреть на Платона.
— Может быть. Но тебя это в любом случае никак не коснётся. Не переживай, я оплатил вечеринку, — подмигнул он и улыбнулся. — Эй, выше нос.
— Спасибо! Ты не представляешь, как это для меня важно, — выдохнула она с таким облегчением, что Платон почувствовал себя немножко богом.
Её телефон в руке засветился сообщением. Божена смутилась и поторопилась сунуть его в карман. Платон даже пожалел, что не успел ничего прочитать, кроме имени.
— Планируешь что-то грандиозное? — кивнул он на телефон.
— Нет, — потупилась Божена и покраснела.
— Я тебе не мать и не отец, нотаций читать не буду. Но открою один секрет, — Платон поманил её пальцем и наклонился к уху. — Все парни хотят только одного. — Она хотела фыркнуть и сбежать, но он ей не позволил, удержав за руку. — Даже если ты думаешь, что он не такой,
— Кажется, больше пятидесяти, — отпрянула Божена, не понимая к чему он клонит.
— Обещаю, в каждой будут презервативы. Это мой тебе личный подарок. Не вздумай поддаться ни на какие уговоры «без резинки». Даже если решила расстаться с невинностью именно в этот день. Предохраняйся! Договорились?
Она кивнула и покрылась пунцовой краской, кажется, до самых пят.
Прегер знал, что попал в точку. Хмыкнул: а ещё говорят молодое поколение растёт циничным и непрошибаемым. Да такие же они, как и мы. Разные.
— А ты придёшь? — спросила Божена.
— Приглашаешь? — он улыбнулся. Она кивнула. — Тогда обязательно.
— Как твоя сделка?
— С Гольдшейном? — Платон удивился, но не сильно: о его сделке только ленивый не знал, а Боженка всегда спрашивала, как у него дела.
— Во вторник в Монако подписываем договор. Только… — он приложил палец к губам.
Боженка жестом замкнула рот на замок и перешла на шёпот:
— А на какой сумме остановились?
— Восемьсот миллионов долларов, — так же шёпотом ответил Платон. Потрепал её по голове, когда она присвистнула. И пошёл искать Риту.
День выдался тяжёлый. И, когда она позвонила и попросила забрать её у дочери, сначала Платон хотел просто отправить машину. Но теперь знал, что приехал не зря.
Он вышел на веранду. Засунул руки в карманы. Опёрся плечом о стену.
— Платош! — всплеснула Рита руками. — Я и не слышала, когда ты приехал. У тебя всё хорошо?
— А у тебя? — усмехнулся Прегер.
— Вроде да. Не знаю вот только, — картинно махнула она зажатым в руке телефоном, — отменять или нет съёмку. Режиссёр звонил, спрашивал выбрала ли я из портфолио актёров. Будем ли снимать? А я не знаю, что ему ответить.
— Давай я помогу тебе с актрисой. У меня как раз есть одна на примете. Да и актёр. Очень подойдёт на роль распятого Христа, — протянул он ей фотографию.
Рита удивилась. Но снимок всё же взяла.
И звук, с которым рушилась её жизнь Платон, кажется, даже услышал.
Звон разбитого стекла её несбывшихся надежд. Скрежет лопнувших металлических конструкций безбедной жизни. И грохот, с каким падали на землю бетонные блоки её далеко идущих планов с высоты того небоскрёба, в окне которого она была распята голой.
Она побледнела как полотно. Покачнулась.
— Надеюсь, тебе есть, где жить. Твои вещи Наталья Сергеевна уже собрала. Они стоят перед дверью квартиры. Мой адвокат свяжется с твоим, — обогнул её Прегер и пошёл по газону.
— Платон! — крикнула она ему в след. — Платон, пожалуйста! Подожди!
Она кинулась за ним.
Прегер мог даже не оборачиваться, чтобы видеть, что будет дальше.
Тонкие каблуки её туфель застряли в земле. Рита стала их снимать, расстёгивать. Побежала следом босиком, но уже было поздно.
Он захлопнул дверь машины. А когда та тронулась с места, в зеркало заднего вида, видел, как Рита стоит, босая, с туфлями в руках, выкрикивает его имя и… плачет.
Платон представлял себе эту сцену совсем не так.