Непримиримость

— У старушки, которой всего сорок пять лет, мильон, Анджей. Она у меня банкирша. Так что с ней все в порядке. Кстати, Юзеф просил вас взять еще один псевдоним, на всякий случай. Он предложил «Ядзя». Не возражаете?

— Конечно, нет «Ядзя» так «Ядзя».

— Юзеф будет использовать этот псевдоним лишь в самых крайних случаях, когда дело особенно секретное и отлагательств не терпит.

Они вышли на бульвар, присели за столик уличного кафе; Рыдз поинтересовался:

— Не голодны? А то можно спросить ветчины.

— Ветчины? — Турчанинов улыбнулся. — От ветчины не откажусь, это стало для меня деликатесом.

— Скажите, Анджей, вам не приходилось встречаться с Меньшиковым или Бакаем?

— Разве они здесь поселились?

— Да.

— Я слыхал, что Бакай свободно ездит в Россию…

— У нас нет такой информации. Нам доподлинно известно, что они сейчас сотрудничают с Владимиром Львовичем Бурцевым… Кстати, когда вы служили в охранке, не приходилось знакомиться с его наблюдательным формуляром?

— Что-то видел… Он ведь сам до девятьсот пятого года работал в терроре?

— Вроде бы так… Во всяком случае, он это утверждает…

— Да, да, он был в терроре… Потом, после манифеста семнадцатого октября, отошел от партии, в ЦК эсеров по этому поводу достаточно много говорили…

— В негативном плане?

— Как сказать… Пытались понять побудительные мотивы… Он ведь скандалист, этот Бурцев… Знаете, уж если есть истовые правдолюбцы, так только в России, вроде боярыни Морозовой, — хоть на смерть, но обязательно с двумя перстами над головой…

— А кого в охранке знали из эсеровских лидеров?

— Всех. Думаю, всех наиболее заметных…

— По памяти можете перечислить?

— Попробую Чернов, Гоц, Авксентьев, Зензинов, Савинков, Дора Бриллиант.

— А еще?

— Стеблов, Аргунов, Мякотин.

— А еще?

— Больше не помню.

— Попробуйте вспомнить

— Нет, положительно в ум другие имена никак не идут…

— А Евгений Филиппович Азеф? — спросил Рыдз, отхлебывая кофе из тяжелой чашки — Эта фамилия проходила в документах?

— Азеф? Которого Бакай и Бурцев обвиняли в провокации?

— Не знаю. Видимо.

— Нет, Азеф в материалах не проходил. Я достаточно много работал по эсерам, переработал много бумаг о ЦК, но эта фамилия в документах охраны не проходила.

Рыдз мягко улыбнулся.

— Анджей, пожалуйста, не употребляйте в разговоре со мной слово «охрана». В этом застенке изнасиловали мою сестру… И она сошла с ума. А когда ее вылечили, повесилась… Будучи беременной… Для меня нет понятия «охрана». Только «охранка». И никак иначе. Ладно!?

— Конечно, конечно, — ответил Турчанинов, ощутив тягостное неудобство.

— Не сердитесь, если я был резок, хорошо?

— Да разве это можно назвать резкостью? — Турчанинов пожал плечами. — Вы сказали вполне по-европейски. Я исповедую именно такую манеру разговора: с самого начала определить все своими именами, тогда легко иметь дело с собеседником, ничего недосказанного.

— Спасибо, Анджей… Теперь мне бы хотелось передать вам еще одну просьбу Юзефа… Не сочли бы вы возможным посетить Бурцева?

— Это нужно для вашей партии? Или для Юзефа лично?

Рыдз закурил.

— Неразделимые понятия.

— Конечно, готов… Хотя в отличие от Меньшикова и Бакая я оказывал такую помощь Юзефу… вашей партии, которая по законам империи подлежит суду… Скорее всего военному. Я ведь преступил присягу, так что охран… охранка, включив меня в розыскные листы, вполне может потребовать моей выдачи и у французской полиции, если узнает о моих контактах с Бурцевым.

— Я встречусь с Бурцевым и объясню ему вашу ситуацию. Думаю, он отнесется к вашему особому положению с пониманием.

— Да, такой визит был бы весьма уместен.

— Хотя, — Рыдз снова улыбнулся своей мягкой, женственной улыбкой, — я тоже в розыскных листах, ушел из-под виселицы…

— Тогда не надо! Ни в коем случае, — воспротивился Турчанинов. — Я все устрою сам, спишусь с ним, договорюсь о встрече на нейтральной почве, вам рисковать нельзя.

— Спасибо, Анджей, это так трогательно. Тем не менее сейчас я отвечаю за вашу безопасность, а не наоборот… Давайте увидимся здесь же, завтра, в девять. Вас это время устроит?

— В десять. Я сдаю свой пост в девять… Я теперь служу ночным портье, смена кончается не ранее девяти пятнадцати… Пока все передашь сменщикам, то да се…

— Денег на жизнь хватает?

— Вполне, благодарю.

— А на ветчину? — Рыдз снова улыбнулся. — Юзеф уполномочил меня передать вам некоторую сумму… Лицо Турчанинова замерло.

— Видите ли, я какой-никакой, но русский дворянин… Я не умею принимать вспомоществование от кого бы то ни было. Так что просил бы вас более к сему предмету не возвращаться. Завтра в десять здесь же, честь имею.

— Минуту, — остановил его Рыдз. — Вы напрасно сердитесь, Анджей. В нашем обществе взаимная выручка не считается обидной. Мы живем несколько иными, скажем так, нравственными категориями. Они основаны на абсолютном доверии друг к другу… Вам, возможно, понадобятся деньги для работы… Для нашей работы. Вот в чем дело. И это не есть какая-то подачка… Или тем более оплата услуги… Рациональная оценка сложившейся ситуации, всего лишь. Ваше бывшее звание в охранке ротмистр?

— Точно так.