Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе

В ночь на 28 февраля вернулся из Москвы посланный за новостями представитель подольских большевиков. И сразу после утренних гудков по цехам заводов «Зингер» и «Земгор» пролетело в шапке-невидимке будоражащее слово: «РЕВОЛЮЦИЯ!»

Пошла по рукам только что доставленная из Москвы свежая листовка! «Товарищи, бросайте работу! Солдаты! Помните, что сейчас решается судьба народа! Все на улицы! Все под красные знамена революции!»

— Революция, товарищи! Слышите?! — Иосиф, опшалев от радости, метался по цеху меж станков, хватал инструментальщиков за плечи, тормошил. — В Петрограде революция! В Москве революция!

— Кончай работу! Все — во двор!

— Бросай работу, ребята, выходи!

Оборвался гул машин. Тихо стало, непривычно. Но тут же — конец тишине, снова возгласы:

— Все — во двор! Все — под красное знамя революции!

Скинута шапка-невидимка — слово теперь не только слышится, но и видится. Всем. Всюду. Во всем.

Тысяч семь собралось к исходу утра на площади у главной конторы, здесь и зингеровцы и земгорцы. Над толпой — пар дружного дыхания, над трубой — ни дымка, труба не дышит.

Приволокли дощатый ящик — стук-постук молоточком! — и трибуна готова. А ведь прежде — никаких трибун, Иосиф выступал здесь еще в дни той осенней стачки, взобравшись на пожарную лестницу, что у стены, — рассказывал про предательство, про облаву, про городовых… В тот раз рабочие победили все же: Диксон уступил — дал прибавку к зарплате, никого не уволили и всех арестованных выпустили. Знать, чуяли, что недалек час. Вот он и настал!

На трибуну-ящик полезли желающие, один за другим. Орали кто во что горазд.

— Свобода, товарищи! — срывался в рыдание голос одного. — Свобода, дорогие! Долгожданная! Да здравствует Учредительное собрание!

«Эсер, наверное», — подумал Иосиф.

— Главное, чтобы без кровопролития, — подчеркивал другой. — Главное, чтобы бес-кров-но. Да здравствует бескровная революция!

Этого Иосиф знал: из меньшевиков. И, нетерпеливо стремясь ответить, тут же взобрался на ящик, кашлянул — прочистил горло, — о удовлетворением ощутил, как громко звучит голос.

— Товарищи! Сейчас здесь передо мной выступали эсер и меньшевик, Провозглашали здравицу Учредительному собранию, революции. Бескровной притом. Но почему-то ни слова не сказали о своем отношении к той кровавой бойце, в которую мировая буржуазия втравила народы…

— Скажи ты! Кто не велит?

— Уже говорю! Не первый раз говорю. Большевики давно сказали свое слово о войне. А меньшевики и эсеры? После девятьсот пятого они тяв-тяв — и в кусты! Потом то и дело ставили палки в колеса революционному движению, путались в ногах. А теперь, когда царю дают по шапке… по шапке Мономаха… теперь они снова за революцию? Теперь они снова, видите ли, с рабочими, с народом! Так пускай выскажутся, как они относятся к войне. Тем более что они за бескровную революцию…

— Да, за бескровную! — с вызовом крикнули из толпы.

— А кто, собственно, жаждет крови? — отозвался Иосиф. — Кто среди нас кровожаждущий? Кто? Нету здесь таких! Но если вынудят… что ж, и крови не испугаемся. Не из пугливых. И вкус своей крови во рту нам знаком. И не пристало нам страшиться красного цвета, цвета наших знамен! Пускай враги страшатся!..

Одни аплодировали, другие кричали что-то, третьи отмалчивались.

— Братцы! — будто подхлестнутый, выскочил на трибуну после Иосифа анархист с «Земгора», подбросил шапку, поймал, снова подбросил. — Товарищи! Долой тиранство распроклятой царской власти! Да здравствует свобода и ренолюция! Ур-ра!

Многие охотно поддержали земгорца, покричали «ура!».

— Даешь свободу слова! Даешь свободу печати и собраний! Долой самодержавие!

А о войне опять ни гу-гу! Зато все без исключения — за свободу и революцию… — Да здравствует…

— Ура-а-а-а!!!

Иосиф, простоволосый — густая шевелюра заменяла шапку, — снова взобрался на трибуну. Наговорил без крику, деловито, но и не слишком тихо, чтобы всем слыхать было:

— Товарищи! Революция еще только начинается. Не дайте себя обмануть…

— Кто нас теперь обманет? Не те времена!

— Сами с усами!

— Не дайте себя обмануть, — упрямо повторил он. — В истории не раз случалось, когда у народа обманным путем отнимали плоды его побед. Помните, товарищи, революция только начинается. А вот войну пора кончать. Чтобы навсегда конец войне, будь она неладна! Нам, рабочим, война эта ни к чему…

— Верно, товарищ! — поддержал кто-то из земгорцев. — Долой войну!

— До победного! — одиноко и хрипло крикнули с другого края. — До победного конца!

— За Р-ру-усь! — исторично завопила там же.

— Вот и шел бы в окопы, — кинул в ту сторону Иосиф, покидая трибуну-ящик. — А здесь чего зри глотку драть?

Сказал не так уж громко, но там услышали — тот же хрипло тотчас откликнулся:

— Ты, длинноносый! Немцу продался?! За сколько сребреников купил тебя кайзер?

Шумок в том краю толпы вспыхнул и погас. Крикуны угомонились. И — звонко, распевно, как строевая команда:

— По цеха-ам… р-раз-берись!

— А чего разбираться-то? И без того цеховики не врозь.