Читаем Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе полностью

Иосиф разворачивает свежий номер газеты «Звезда», читает редакционную статью, дважды перечитывает то, что особенно созвучно его мыслям: «Екатеринославскал битва и победа — лишь частица общей борьбы».

Почему-то принято считать, что после победы — отдых. После победы — непочатый край дел, забот, сложнейших задач. Поэтому:

«Военно-революциониын штаб предлагает всем красногвардейцам, не имеющим специальных назначений, немедленно приступить к обычным работам».

Поэтому Екатеринославский Совет призывает:

«Начиная со второго января все рабочие должны быть на своих местах.

Ни одни сознательный рабочий не может уклониться от исполнения своей работы.

Все к станкам!

Все за работу!

Да здравствует свободный труд!

Да здравствует революционный порядок!»

Так завершился в Екатеринославе первый год Великой Революции и начинался ее год второй для члена городского комитета партии большевиков, члена Президиума и секретаря Екатеринославского Совета рабочих и солдатских депутатов Иосифа Михайловича Варейкиса.

<p>ЧАСТЬ ВТОРАЯ</p><p>1. «НАС ЕЩЕ СУДЬБЫ БЕЗВЕСТНЫЕ ЖДУТ»</p>

Позади — неповторимый год семнадцатый. Впереди — новый год и новый этап борьбы. Новый этап самой жизни. Ибо что такое жизнь без борьбы?

При всей живости своего воображения Иосиф Михайлович даже представить себе не может, как это так — жить и не бороться, ни с кем и ни с чем. Возможно ли такое? Нет, невозможно.

Как бы то ни было, и в наступившем году надо продолжать борьбу, с первых же дней, не медля. Только не в Подольске и не в Екатеринославе, а в Харькове — теперь партия направила его сюда секретарем обкома. Работы хоть отбавляй, нелегкой, непростой. И в редколлегии газеты «Донецкий пролетарий». Но страшился ли он работы, чурался ли ее?

Судя по рассказам местных товарищей, путь ими за последние месяцы был пройден нелегкий. Иосиф Михайлович считал себя обязанным настолько представить себе этот пройденный другими путь, чтобы хоть мысленно ощутить и себя участником недавних событий.

Он представил себе, как напряжена была здесь обстановка.

…На Дон — под знамена атамана Каледина — спешили остатки разгромленных офицерских соединений, ударные батальоны корниловцев. Их путь лежал через Левобережную Украину, через Харьков.

В окрестностях города разбойничали гайдамаки Центральной рады, — этих Иосиф Михайлович хорошо узнал в Екатеринославе и теперь вполне представлял себе, с чем эту публику едят, как говорится.

В Харьковском гарнизоне было немало частей, на которые никак нельзя было полагаться в борьбе за власть Советов. Так, в Украинском автоброневом дивизионе хозяйничали эсеры, а сводный 28-й Украинский пехотный полк состоял в основном из гайдамаков-петлюровцев. Большевики же могли рассчитывать на 232-й и 1-й саперный полки. Еще летом прибыл сюда из Тулы 30-й пехотный запасный полк, где во главе полкового комитета стоял большевик Руднев — молодой прапорщик, впоследствии взявший на себя военное руководство и красногвардейскими отрядами.

Иосиф Михайлович недавно повидался с Рудневым — первое впечатление осталось весьма благоприятным. И невольно припомнился другой офицер, с которым довелось общаться в Екатеринославе. Оба молоды, оба прапорщики. У обоих, похоже, кровь не рыбья. И еще, пожалуй, интеллигентность — в наилучшем смысле слова, та интеллигентность, от которой делу рабочего класса одна лишь польза. Но в то же время была и некая разница: Руднев — большевик, свой, надежный, а тот… так и не определился — ни богу свечка, ни черту кочерга.

По распоряжению Ленина на подмогу харьковским и донецким большевикам в их борьбе против Центральной рады и Каледина направлялись революционные отряды, оружие и боеприпасы — из Петрограда, из Москвы, из Тулы. Овеянные славой победы над Красновым, прибыли в Харьков солдаты и матросы под командованием Антонова-Овсеенко, который недавно еще был помощником подполковника Муравьева, а теперь они как бы поменялись ролями: вчерашний главком был взят своим бывшим помощником на должность начальника штаба… Подходили с севера кавалеристы и пехотинцы Сиверса, еще одного прапорщика-большевика.

10 ноября минувшего года Харьковский Совет рабочих и солдатских депутатов принял резолюцию о переходе всей власти в руки Советов. 21 ноября исполком Харьковского Совета был переизбран, большевики получили в нем более половины всех мест. Председателем Совета стал бывалый большевик Артем. Его знали, ему верили. Одни на него надеялись, другие его побаивались, Иосифа Михайловича он с первых же встреч покорил. Крепкий, надежный. Выражение широкого лица показалось чересчур твердым. Но достаточно было взглянуть в его глаза, чтобы успокоиться. Внимательные, несуетливые и будто готовые вот-вот сдержанно улыбнуться тебе, если ты — свой. Именно так и улыбнулись они Варейкису при той первой встрече.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное