Непримиримые 2

— Я давать тебе шанс быть с ним, но… — очередная задумчивая пауза перевести дух и собраться с мыслями. Джи Линь качает головой, и если до сих пор на меня не смотрит, то теперь устремляет прицельный взгляд: — Но если ты посметь ко мне опять обратиться, шагнуть навстречу… Больше не ждать от меня слабость. В следующий раз мной пользоваться я не позволить без высокая цена. Я тебя взять, даже против твой воля. И мы уехать. ТЫ БЫТЬ МОЕЙ!

Закрываю глаза, не в силах совладать с бурей противоречивых эмоций.

— Я свободна? — робкий взгляд на Лианга.

— Ты всегда быть свободен, я лишь пытаться удержать, но рычаги смешон и не крепок. Ты словно рыбка золотой, срываться с крючок и все время уплывать… Ты как ветер… можно мчаться рядом, но поймать и удержать…

— Лианг, — щемит в груди, щиплет в глазах.

— А теперь уходить, — категоричный мах длани. — Иначе я опять начать выстраивать стены и ловушка. Ты ведь знать, что я никогда не сдаваться. Рано или поздно, но я и ветер научиться ловить.

Хватаюсь за ручку дверцы:

— Спасибо за все и… — сглатываю пересохшим горлом, — я не выбираю его. Я выбираю свободу, — предательски дрожат губы.

— Не задохнись, — кривит губы Лианг. — Свобода пьянит, дурманит и убивает, — отворачивается спешно, явно избегая на меня смотреть. Только захлопываю дверцу, срывается с места.

Некоторое время бездумно смотрю вслед скрывающейся из вида машине.

Лианг меня отпустил?

Стоп игре?

Свобода?..

Прекрасно отдаю себе отчет, что шагнуть к Джи Линю меня вряд ли что-то заставит. Осознанно… по собственному желанию и воле.

Нет!!! Я на такую роскошь, как свобода, не рассчитывала, а заполучив, просто не расстанусь. Я за нее сражалась потом, кровью и потерей души. Поэтому в тюрьму попасть не тороплюсь.

Пинаю себя, торопливо бегу в корпус приемного покоя и регистратуры. На ходу заправляю симку в телефон. Включаю, ввожу пароль…

Телефон начинает пищать, гудеть и пиликать: приходят СМС и извещения о множественных непринятых звонках и сообщениях.

* * *

Уже у окошка регистратуры сталкиваюсь с папой. Отец в ужасе. Накидывается с объятиями. Целует:

— Принцесса, что ж вы творите?! Глупая моя, маленькая… Я чуть не умер…

— Пап, — блею слезливо.

— Я уже и морги обзвонил и больницы… Смерти мне желаешь?

— Нет, прости.

Бледная Амалия лишь головой неопределенно мотает и торопливо скрывается за дверями приемного покоя.

Мы следом:

— Расскажи, что случилось, — шепчет отец, все еще прижимая меня к своему боку.

Кратко передаю случившееся, но без лишних красок и эмоций — сухо и скупо, незачем папе знать всю эпичность и трагизм. Он у меня один, если сердце прихватит, я же до конца жизни себя убивать мыслями буду.

— И последнее, что помню, Грач ударил, — закругляюсь на мрачной ноте. — Боль в затылке, темнота. Потом уже Лианг меня в чувство привел. Игната даже не помню и Тоху, и Славку… Видимо, за мной увязались.

Папа настаивает, и меня проверяют на повреждения головы и тела. Казус случается, когда специалистом оказывается уже известный мне врач. Он тоже меня помнит:

— Девушка, опять вы и опять с травмами? — с укором.

— Угу, — пристыженно киваю, но тотчас морщусь.

— Что значит опять? — напирает папа, взглядом тараня то меня, то мужчину. Врач смекает, что говорит много, выпроваживает родителя:

— Мужчина, простите, но девушка немаленькая, я проверю, а вы пока в коридоре обождете! — да таким тоном, что возражать никто не решается. А я благодарно улыбаюсь:

— Спасибо.

После обследования выдыхаю с облегчением — ничего страшного, но смещение в позвонках есть.

— Опять гоняли? — интересуется ровно, пока пишет заключение, а посматривает колюче.

— Нет, — стыдливо изучаю линолеум на полу.

— И куча парней, что поступили к нам сегодня, к вам отношения не имеет? — еще более ядовитый взгляд.

Виновато дергаю плечом. А что сказать?..

— Понятно, — мрачно резюмирует мужчина, всучивая распечатку моей диагностики. — Не хотелось бы с вами увидеться еще раз, — и это совсем не любезность.

— Госпитализация дело ваше, но вам бы отлежаться, здоровье поправить.

— Угу, — киваю зажато.

— И голова мне ваша не нравится, — теплее, почти по-отцовски. — Я бы пристально следил, слишком много травм…

* * *

В больнице по этажам приходится побегать, чтобы выйти к нужному отделению «реанимация». Под дверями уже собралась небольшая толпа. Амалия, Светлана Ивановна — мать Ярович, — Ксения, и мы с отцом.

— Ира-а-а, — бросается ко мне Ксю с красными, опухшими глазами. Вешается на шею и надсадно всхлипывает, обтирая слезы о мое дружеское плечо, точнее, грудь.

Из разговоров и обрывков фраз медперсонала понимаю, что все плохо.

Тоха, Игнат и Славик были в реанимации. И если Славку и Ярович в скором времени перевозят в палаты для тяжелых пациентов, то за жизнь Селиверстова врачи продолжают воевать. Медсестры периодически выбегают из огромных металлических дверей с жуткой табличкой «реанимация», но ни одного толкового и вразумительного ответа не дают. И это вселяет неописуемый ужас.

Улучаю момент и иду к палате Яровича, где караулит Ксения. Упрямо сидит под дверью, пока мать Тохи с ним.