Впрочем, это уже не имело значения. А все потому, что сегодня он женится на мисс Уитби и уезжает в Нью-Провиденс. Может, когда-нибудь она снова его увидит. Может, он приедет в Англию на её свадьбу. Пэйтон горько рассмеялась под простынями. Её свадьба. Какая глупость! Она никогда не будет невестой. Если она не могла получить Дрейка, то ей вообще никто не нужен. И точка.
Перекатившись на бок, Пэйтон выглянула из-под простыни и просмотрела на часы, стоявшие на камине. Восемь часов. Застонав, она снова натянула простыни на голову. О, Боже! Меньше, чем через два часа свадебный кортеж отправится в деревенскую часовню.
Пэйтон встала, умылась и оделась еще до того, как часы на каминной полке пробили девять раз. Горничная, которая принесла воду для умывания, сообщила, что внизу в столовой подают кофе, и если юной леди будет угодно, то она может принести ей чашечку. Так уж получилось, что юной леди было угодно выпить кофе. У Пэйтон не было никакого желания сталкиваться с хозяином дома и ещё меньше — с его наречённой. Принимая ванну, Пэйтон заметила на своем запястье розовую шелковую ленту, которую повязала накануне вечером. Эта лента так и осталась красоваться на ее руке в качестве напоминания о ее вчерашнем поведении. Пэйтон развязала её, но лишь затем, чтобы украсить лентой свою лодыжку, где никто, кроме горничной, ее не разглядит. Девушка словно предчувствовала, что сегодня ей потребуется хоть какое-то напоминание о том, кому в действительности принадлежал Коннор Дрейк.
И она была абсолютно уверена, что уж точно не ей.
Но Пэйтон была не единственной из Диксонов, кто не спустился в столовую на чашку утреннего кофе. Раздался громкий стук в дверь, после чего она тут же распахнулась, не дав Пэйтон возможности ответить, и явила полуодетого Хадсона, который болезненно щурился от утреннего света.
— Пэй, — произнес он хриплым ото сна голосом, — завяжи мне галстук, пожалуйста. Не знаю, что со мной такое, но мои пальцы раздулись и стали похожи на сосиски. Я едва могу ими шевелить.
Пэйтон приподняла одну из массивных ручищ брата и внимательно её осмотрела.
— С кем ты подрался? — спросила она.
— Ни с кем. — Заросшее щетиной лицо Хадсона приняло страдальческое выражение. — По крайней мере, я не помню, чтобы дрался с кем-то.
— Что ж, этот синяк не мог появиться здесь сам по себе. — Пэйтон опустила его поврежденную конечность. — В котором часу вы с Рэли отправились спать?
Хадсон моргнул:
— Спать? — спросил он. — О чем ты?
После этого Пэйтон начала догадываться, чем ее братец занимался всю ночь.
— Господи, Хад, — сказала она, обмахиваясь рукой от его дыхания. — Что ты делал? Проглотил винокуренный завод?
В этот момент в дверь снова постучали, и в комнату вошел Рэли. В отличие от старшего брата, он был полностью одет. Но выглядел при этом просто кошмарно. Пэйтон не преминула ему об этом сообщить, но Рэли воспринял оскорбление с несвойственным ему смирением. Вместо ответа он прошел мимо сестры, подошел к кровати, откинул простыни, аккуратно заправленные горничной, и улегся на постель Пэйтон прямо в сапогах и одежде. Когда она спросила его, что, черт подери, он вытворяет, Рэли сумел лишь простонать из под горы подушек, которые положил себе на голову:
— Обязательно так орать?
— Уходите отсюда, — резко сказала Пэйтон. — Мы должны быть в церкви через час.
— Так нечестно. Твоя постель лучше моей, — возмущенно засопел Рэли. — Моя кровать твердая, как камни.
— Это и были камни, ты, тупица, — рявкнул Хадсон, все еще продолжая щуриться от света. — Ты же заснул на подъездной дороге.
— И проснулся чертовски промокшим. — Под подушками и простынями Рэли совсем не было видно, не считая носков сапог, торчащих с края кровати. — Это все из-за проклятой росы. Ненавижу её. А эти мерзкие птицы со своим адским пением. У меня голова раскалывается от их треклятого чириканья. Они начали вопить в два часа ночи, и по мере приближения рассвета орали все громче и громче. Боже, не могу дождаться, как мы снова будем в море. Жизнь в порту сродни пытке.
В дверь постучали в третий раз. На этот раз с порога на неё смотрел жених, которого едва можно было узнать. Его торс был обнаженным, а сам Дрейк стоял в коридоре и опирался одной рукой о стену, пытаясь удержать равновесие. В другой руке была зажата рубашка, жилет и пиджак, рукава которого волочились за Дрейком по полу. Щеки и подбородок жениха покрывала темная щетина, а голубые глаза казались более яркими, чем обычно, из-за красных кругов, свидетельствовавших о бессонной ночи.
Эти глаза притягивали взгляд Пэйтон, не позволяя отвести глаза. Если она и ожидала от Дрейка предложения сбежать с ним в последнюю минуту, то была жестоко разочарована. Вместо этого он с трудом разлепил сухие губы и прохрипел:
— Помоги мне.
Пэйтон едва не задохнулась от ярости. Нет. Это уже слишком. Разве Дрейку мало, что она будет сидеть здесь и смотреть, как её брат передает этому человеку её корабль; что через час ей придется придти в часовню и смотреть, как он берет в жены другую? Неужели он думает, что она должна еще и помочь ему одеться?