Это было написано в самом начале пятидесятых годов, когда все были помешаны на государственной безопасности и ловле шпионов (отсюда название рассказа и различные намеки, рассыпанные по тексту), так что казалось, что в следующее десятилетие это сумасшествие обретет совсем уж невыносимые формы. Конечно, вместо этого шестидесятые годы начались с убийства Джона[15], продолжились Бобби и Мартином[16], а закончились фестивалем Вудсток[17]. (Давайте-ка,
И чтобы лишний раз упомянуть о способности научной фантастики прогнозировать будущее, автор хочет подчеркнуть, что назвал дату первой высадки человека на Луне в начале 1953 г.: 24 июня 1967 г. Очень близко, учитывая тот факт, что это было сделано еще до того, как началась космическая гонка, до того, как взлетел спутник!
Нельзя сказать, чтобы этот рассказ воспринимался читателями того времени как предсказание, хотя его сатирические нотки действительно были оценены там, где невозможно было и ожидать. Мне сказали, что его даже зачитали в большой веселой компании Военной академии[18].
Как бы то ни было, прообразом майора Монро Гридли был мой хороший друг, вместе с которым мы несли службу на европейском театре военных действий во время Второй мировой войны. Он-то и был чистокровным индейцем арапахо, много всего рассказавшим мне о Кастере.
Но я никогда не сделался полковником, как Адольф[19]. Так и остался капралом.
Уинтроп был упрям
Вот в чем заключалась проблема. Вот в чем было все дело.
Уинтроп был упрям.
Миссис Бракс уставилась на трех своих соотечественников из XX века и воскликнула:
– Но он не может! Он тут не один – он должен думать о нас! Он не может бросить нас в этом безумном мире!
Дэйв Поллок пожал плечами под строгим серым костюмом, который совершенно не сочетался с обстановкой комнаты XXV века. Дэйв был худым, нервным молодым человеком, и у него вечно потели руки. В настоящий момент они были совершенно мокрыми.
– Он говорит, мы должны сказать спасибо. Но наша благодарность не имеет для него значения. Он остается.
– И это означает, что
Поллок беспомощно развел влажные ладони.
– Какая разница? Он твердо решил остаться. Ему
– Почему бы вам не поговорить с ним, миссис Бракс? – предложила Мэри Энн Картингтон. – Он был к вам мил. Быть может, вам удастся убедить его вести себя разумно.
– Хм. – Миссис Бракс потрогала прическу, которая за две недели в будущем успела растрепаться. – Вы так считаете? Мистер Мид, думаете, это хорошая идея?
Четвертый человек в овальной комнате, полный мужчина средних лет с почтенным лицом, поразмыслил и кивнул.
– Хуже не будет. Может сработать. И мы должны
– Хорошо. Я попробую.
Миссис Бракс шмыгнула носом в глубине своей заботливой души. Она знала, о чем думают, пусть и не говорят, остальные. Для них они с Уинтропом были «стариками» – обоим перевалило за пятьдесят. Следовательно, у них должно было быть что-то общее; они должны были понимать друг друга.
Тот факт, что Уинтроп был на десять лет старше миссис Бракс, почти ничего не значил для сорокашестилетнего мистера Мида, еще меньше – для тридцатичетырехлетнего Дэйва Поллока и совсем ничего – для двадцатилетней Мэри Энн Картингтон. Им казалось, что один «старик» сумеет образумить другого.
Что они, юнцы, понимали в пропасти, которая отделяла Уинтропа от миссис Бракс еще полнее, чем от всех прочих? Им было все равно, что он замкнутый, холодный старый холостяк, в то время как она – теплая, общительная мать шестерых детей и бабушка двоих внуков, с гордостью отпраздновавшая серебряную свадьбу. За все время в будущем они с Уинтропом едва обменялись десятком фраз: между ними возникла глубокая неприязнь в момент встречи в Вашингтоне, в финале отбора путешественников во времени.
Но… Уинтроп был упрям. Факт оставался фактом. Мистер Мид опробовал на нем свой лучший административный рык. Мэри Энн Картингтон попыталась разбередить его старость своей пышной, ладной фигуркой и дрожащим голоском. Даже Дэйв Поллок, образованный человек, преподаватель естественных наук в старших классах со степенью магистра по какой-то специальности – Дэйв Поллок раскрыл перед ним свою душу, но не смог его переубедить.
Значит, осталась только она. Кто-то должен был заставить Уинтропа передумать. Или они все застрянут в будущем, в ужасном XXV веке. Пусть она ненавидела эту задачу сильнее, чем все прочие, с которыми сталкивалась за свою нелегкую жизнь, выбора не было.